Глава 1.

Москва, весна 19…г., 8:15

Звон будильника заставил Гарри открыть глаза. Просыпаться было мучительно. Одна мысль о том, что сейчас придется оторвать голову от подушки и попытаться подняться, внушала невыносимое отвращение. Глаза будто были засыпаны песком, затылок кто-то дробно долбил изнутри, словно непонятно как попавший в черепную коробку дятел. Сильно ныла затекшая правая рука. Все эти ощущения были Гарри знакомы, и удивительного в их наличии ничего не было: после такого количества выпитого накануне вечером спиртного могло быть и хуже. Но почему болит коленка? С этим надо будет разобраться. А сейчас все же нужно преодолеть невидимый барьер, подняться и быстро двигаться в сторону туалета, иначе могут случиться неприятности.

«Но почему же я, идиот, не выключил вчера вечером будильник, – подумал Гарри. - Теперь уж больше не заснешь – головная боль не даст. А ведь сегодня – суббота, и можно было дрыхнуть хоть до обеда».

Первое движение головой Гарри сделал очень осторожно. Вроде ничего, все в пределах нормы. Очень, очень медленно он сел в постели. Получается. Так держать! Теперь поднимаемся… Опершись руками о кровать, Гарри сделал попытку приподнять задницу. При этом он наклонил голову вперед. Это было трагической ошибкой: в голове мгновенно взорвалась небольшая бомба, на глаза Гарри наплыло черное облако, и его вырвало прямо на пол. Тошнило его долго, выворачивало на изнанку так, что от конвульсий начало сводить мышцы. Он уже не сидел на кровати, а стоял на четвереньках рядом, на холодном полу. Но вот, наконец, настала кульминация, еще одна, самая сильная, судорога прошлась по телу, и со вздохом облегчения Гарри повалился на бок, остатками сознания пытаясь направить свое тело так, чтобы не попасть в свою же собственную блевотину.

Голова болела по-прежнему, тело покрылось холодным, липким потом, но в целом стало немного легче. Очень хотелось остаться здесь, на полу, полежать еще минут двадцать, но физиология требовала немедленного похода в туалет. В воспаленном сознании Гарри мелькнула забавная мысль: «А почему бы не сделать это прямо здесь? Так и так придется убираться. Зато можно будет полежать еще чуток». Он попытался представить себе, что бы сказала Сью, если бы вдруг увидела эту сцену.

Сью… Его красавица Сью. Малышка Сью. Как давно это было. За все шесть лет, что они прожили вместе, он ни разу не напивался пьян, поэтому представить реакцию Сью было трудно. Да и зачем ему было напиваться – он и так был пьян - пьян от любви. Все шесть лет. Все шесть лет. А потом все разом кончилось. Он проснулся утром, потянулся к ней, чтобы как обычно обнять ее, погладить нежную бархатистую кожу, но рука его ощутила не живое тепло, а могильный холод. Она умерла, вероятно, в самом начале ночи, почти сразу после того, как они закончили заниматься любовью. Он проспал всю ночь рядом с ее мертвым телом и видел счастливые цветные сны. Этого он не простит себе никогда.

Мысли Гарри опять потекли по проторенному пути. За все время, что прошло со времени смерти Сью, не было ни дня, ни часа, чтобы он не вспоминал ту последнюю их ночь и другие ночи, когда они были вместе. А ведь прошло уже почти семьсот лет! Он прожил множество жизней – и очень коротких, и очень длинных. Прожил их в разных странах, в разных веках. В его жизнях были другие женщины. Много женщин. Но он их не помнил. Не помнил их лиц и имен. Не помнил даже тех, с кем был совсем недавно – в этой, последней жизни. Но Сью… Она всегда стояла перед его глазами, как будто они расстались несколько минут назад.

Наверное, это все-таки хорошо, что Сью прожила так недолго. Иначе, он в конце концов не выдержал бы и рассказал ей о том жутком проклятье, которое наложил на него Вольдеморт.

Тогда, в последние секунды перед тем как отправиться в небытие, Вольдеморт совершенно перестал сопротивляться, хотя силы у него еще хватало. Он понял, что проиграл. И, поняв это, не стал более пытаться продлить свое земное существование еще хотя бы на несколько секунд, расходовать силу на бессмысленную уже защиту. Нет! Он использовал силу, чтобы наказать того, кто был виновником его гибели. Он наказал его – Гарри. Наказал ужасно, изуверски. Так быстро и грамотно наложить такое проклятие мог только Вольдеморт. Он успел, успел это сделать в самый последний момент, перед тем, как провалиться в тартарары. Он сделал это тогда, когда никто этого от него не ожидал. Поэтому проклятье и обрело над Гарри такую власть – он был беззащитен в тот момент.

Позже, порывшись в старых книгах, Гарри выяснил, что то, что сделал с ним Вольдеморт, называлось «Проклятье вечностью». Большинство специалистов считало, что такого проклятья не существует, так как для его воспроизведения требовалась поистине гигантская сила и некоторые дополнительные обстоятельства. У Вольдеморта силы было много. Много, но не столько, сколько требовалось. Как же ему это удалось? Гарри не мог ответить на этот вопрос, но факт оставался фактом – проклятие сделало Гарри бессмертным.

Он почувствовал это сразу, как только проклятие достигло его эфирной оболочки. Даже название проклятия засветилось горящими буквами в мозгу у Гарри. Но в тот момент он не обратил на это внимание – он был занят другим: добивал Вольдеморта. Да и чего страшного в том, чтобы стать бессмертным? Наоборот, это, скорее, везение, а не неудача. Так он думал тогда. Понимание того, что это было все же проклятье – тяжелейшее, ужаснейшее из всех, которые только бывают, – пришло к нему только после смерти Сью. Да, жизнь превратилась бы для Сью в нечто ужасное, если бы он не удержался и рассказал ей о том, что он бессмертен. Но Сью умерла, так и не узнав. Умерла счастливой. Все те шесть лет она была счастлива – Гарри был в этом уверен. Ее глаза не врали. В них всегда светился огонек счастья. И Гарри был счастлив вместе с ней. А потом наступила черная ночь. И ночь эта длится уже семь с лишним столетий. И Гарри ничего не может с этим поделать. Он даже не может покончить с собой. Убив себя, он сразу же воскреснет – в другой стране, в другой эпохе, но воскреснет, едва успев умереть. Воскреснет снова таким же восемнадцатилетним мальчиком, каким он был в то утро, когда они все покончили с Вольдемортом. Гарри это уже проходил. Он пытался. Он много раз пытался. Но все было тщетно. Проклятие действовало. Добивался он только того, что в новом мире ему приходилось сразу искать себе новую одежду – старая была залита кровью.

Одежда – это то немногое, что оставалось ему от последней прожитой жизни. Одежда и еще воспоминания.

Одежда… С одеждой часто происходили казусы. Если он умирал, успев прожить достаточно долго, то одежда висела на нем мешком – к сорока годам Гарри обычно начинал полнеть. Если он умирал в результате несчастного случая или же в отчаянии накладывал на себя руки, то одежда попадала в новую жизнь, вся покрытая свежей, дымящейся кровью. Кстати, Гарри был почти уверен, что проклятье имело еще одно побочное действие – помимо того, что обрекало его на бессмертие: во всех своих воплощениях он ни разу не умер естественной смертью. Либо он убивал себя, либо кто-то убивал его, либо он погибал от несчастного случая или какой-нибудь страшной болезни.

С воспоминаниями было еще хуже. Он помнил все! Память не могла избавиться от прошлого, и порой ему казалось, что его черепная коробка трещит по швам от переполняющих ее воспоминаний. Однако воспоминания тоже были своеобразны. Они напоминали театральную сцену, которую видишь сидя на самом последнем ряду галерки – фигуры актеров движутся, они берут какие-то предметы, но лица актеров неразличимы, а предметы опознать невозможно. Зато все хорошо слышно.

Но самое неприятное, что происходило с памятью Гарри, это то, что он не выносил почти никакого жизненного опыта из своих прожитых жизней. Что-то оставалось, но очень-очень мало. То, что в общей сложности он прожил несколько веков, не имело никакого значения – каждый раз он возрождался для новой жизни неопытным восемнадцатилетним пацаном.

И еще… Самое главное. До конца своей первой жизни Гарри оставался волшебником – и очень неплохим волшебником. Умерев и возродившись в первый раз, Гарри к своему неописуемому ужасу обнаружил, что в области практической магии он стал почти полным импотентом. Все его магические способности сводились к возможности передвинуть усилием воли стакан с одного края стола на другой. При этом стакан должен быть пустым, а стол – полированным.

Воспоминания о Сью и об утерянных магических способностях превратились в гарпий, которые преследовали Гарри всегда и везде. Гарри не хотел жить, но и умереть он не мог. Вольдеморт постарался на славу…

Гарри снова открыл глаза. Черт, он все-таки задремал на полу, и теперь мочевой пузырь готов был лопнуть от каждого неосторожного движения. «Вот уж чего бы я не хотел, так это сдохнуть тут от разрыва мочевого пузыря, хоть я и бессмертный», - подумал Гарри. Медленно и осторожно, стараясь не делать резких движений, Гарри подвинулся к стоящему неподалеку столу и подальше от своей, уже начавшей подсыхать, блевотины, встал на четвереньки и, держась за стол, наконец, поднялся. Тело отозвалось мучительной болью в пояснице и затылке, перед глазами поплыли черные круги. Гарри оперся на край стола руками и отдышался. Однако, надо спешить.

«Скорее, скорее, двигайтесь ноги!» – бормотал себе под нос Гарри. Но ноги совершенно не хотели слушаться. И зверски болела правая коленка, отмечая каждый шаг уколом раскаленной иглы в сустав. Хорошо еще, что квартирка маленькая, однокомнатная, подумал Гарри, стаскивая с себя трусы и тяжело плюхаясь на унитаз.

Завершив все формальности с унитазом и немного приободрившись, Гарри дополз до ванной и немного поплескал холодной водой в лицо. Теперь надо добраться до холодильника. Там в ящике для фруктов заначена бутылка «Гёссера» – именно на случай утреннего нездоровья.

Так, ну вот и он, большой, квадратный белый друг. Быстренько откроем дверку, выдвинем ящичек…

Сожженные алкоголем, пересушеные голосовые связки Гарри смогли воспроизвести только какую-то смесь хрипа и детского гугуканья. Если бы со связками было все в порядке, то соседи услышали бы тоскливый волчий вой. Бутылка пропала.

«Сволочи! Уроды вонючие!» - хрипел Гарри, поминая этими добрыми словами тех, с кем он вчера вечером веселился. Все прежние мысли были разом сметены: потускнела и исчезла Сью, растворился во мраке Вольдеморт, совершенно позабылась обида от утраты магических способностей. Все заслонил образ огромной зеленоватой, покрытой капельками ледяной воды бутылки с надписью «Гёссер» на этикетке.

Гарри тяжело присел на корточки перед открытым холодильником. Взгляд его блуждал по пустым полкам. Вот оно! Есть! На одной из полок стояла едва початая бутылочка, объемом 0,25 литра. «Да, да, да… Мы же пытались пробовать вчера эту гадость», - вспомнил Гарри. В бутылочке была подаренная кем-то из друзей югославская палинка – жуткий балканский самогон. Уж на что вчера собралась компания людей пьющих, и то только пригубили. «За неимением гербовой пишут на простой, - решил Гарри. - Не бежать же в магазин. Да и не добегу я». - Он быстро достал из холодильника банку с одиноко плававшим в ней маринованным огурцом, извлек с полки над холодильником рюмочку. Затем аккуратно вытащил их холодильника бутылку и поставил ее на стол. Закрыл дверь холодильника и уселся на табуретку.

Сейчас, сейчас, еще несколько мгновений, и все будет хорошо. Гарри отвинтил пробку с бутылочки и… снова сделал непростительную ошибку: он поднес горлышко бутылки к своему носу и понюхал содержимое. Убойный запах югославской сивухи сделал свое дело: бутылка отлетела в одну сторону, огурчик, смахнутый со стола – в другую, а Гарри, ухватившись за края стола, скорчился в конвульсиях – его опять рвало.

На этот раз приступ продолжался недолго, но зато и был он гораздо мучительнее: глаза Гарри вылезли из орбит, белки покрылись сеточкой кровоподтеков. Блевать было уже нечем, но пищевод и горло все равно скручивало спазмами.

Наконец измученный организм утихомирился. Немного отдышавшись, Гарри, держась рукой за стену, медленно пополз в ванну. «Нет, так нельзя! Надо позвонить Хобу. Обязательно надо позвонить Хобу», - думал Гарри, открывая кран с горячей водой и одновременно безуспешно пытаясь заткнуть сливное отверстие в ванной.

Еще один день в Аду начался.

Москва, весна 19...г., 10:23

С Хобом Гарри встречался нечасто, поэтому и телефон Хоба он не помнил. Шлепая мокрыми ногами по линолеуму, изображающему паркет, Гарри добрался до письменного стола и открыл ящик. Где-то здесь должна быть записная книжка.

После продолжительных водных процедур Гарри чувствовал себя гораздо лучше. В голове все еще играл дробь дятел, но это уже не была большая, сильная, полная жизни особь. Скорее, только что вылупившийся птенец, впервые пробующий свой клюв. Помогла также бутылка «Боржоми», чудом уцелевшая после вчерашней вечеринки.

У, фэ, хэ… Вот он, Хоб. Так и было записано: Хоб. Гарри не знал его настоящего имени и фамилии – только прозвище. Это прозвище придумал сам Хоб, регистрируя себя в «аське» несколько лет назад. Если переводить с английского на русский, то это означало некое существо вроде эльфа или домового. Однажды Гарри спросил Хоба, что он подразумевал, выбирая такое прозвище. Хоб задумался, пожал плечами и ответил, что это не он выбрал прозвище, а оно его. Гарри готов был с ним согласиться.

Хоб был очень толстый и очень добрый. Хоб носил очки. Он не курил и не пил никакого спиртного, кроме зеленого ирландского пива, которое потреблял в неимоверных количествах каждую пятницу вечером, сидя в самом дальнем уголке ирландского паба на Полянке. Так он расслаблялся после трудов праведных – Хоб был компьютерный гений и способностям его не давали пропадать втуне многочисленные клиенты.

И еще… Хоб был волшебником.

Да, он был волшебником, самым настоящим волшебником. Не таким, каким был в свое время Гарри. Гораздо сильнее. И гораздо сильнее чем в свое время был Вольдеморт. Потому что Хоб был эрбом.

С Хобом Гарри познакомился пару лет назад. Если бы тогда Хоб не проходил мимо, возвращаясь домой после своего очередного пятничного бдения в пабе, Гарри, вероятно, был бы сейчас уже в другом мире и в другом времени. Поначалу все происходило по сценарию, типичному для поздней московской улицы – пьяная, обкуренная травкой, абсолютно снявшаяся с тормозов и ищущая развлечений компания и молодой, хорошо одетый, слегка выпивший прохожий. Молодой человек попытался обойти стороной разгулявшихся юнцов, ему даже почти это удалось, но тут он случайно слегка толкнул кого-то из буйной компании – не хотелось сходить с тротуара на мостовую, прямо в здоровенную лужу.

Сначала его долго били ногами. Он закрывал руками лицо, а они все пытались попасть нему именно туда. Юнцы расталкивали друг друга, пробираясь поближе к лежащему Гарри, замахивались, попадали вместо головы Гарри друг другу по ногам и от этого зверели еще больше. Наконец, они сумели организоваться и обступили Гарри со всех сторон. Посыпались прицельные удары в пах, живот, по почкам. Гарри скорчился на асфальте. У него перехватило дух. Он даже не мог закричать и позвать на помощь.

Молчание жертвы, видимо, окончательно взбесило нападающих. Один из них, здоровенный, приземистый парень отошел на шаг, вытащил откуда-то из складок пальто стальной пруток, обмотанный изолентой и с воплем: «А ну отвали все! Ща я его!»…

Договорить он не успел. Как будто яркая фиолетовая молния протянулась с противоположной стороны улицы и ударила парня в грудь. Парень застыл, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Запахло паленым мясом. Стальной пруток выпал у него из руки и ударился об асфальт, а сам парень мягко осел вниз и больше не двигался. Пруток скатился с тротуара. В наступившей тишине металлический звук его падения ощущался почти физически. Нападавшие скучковались и медленно отходили от середины тротуара, где лежал Гарри, к стене дома. Они, не отрываясь, смотрели на противоположную сторону улицы. Гарри с трудом повернул голову и сквозь застилающую глаза красную пелену увидел огромную, как показалось Гарри, бесформенную фигуру. Человек (а это был человек) медленно переходил улицу, направляясь к тому месту, где лежал Гарри. Не дойдя до Гарри несколько шагов, человек остановился, поднял правую руку, и из его ладони вырвалась фиолетовая молния. Молния ударила в тротуар перед ногами разом поутихших хулиганов. В их сторону полетели куски развороченного асфальта и щебень.

Через секунду на улице не оставалось никого, кроме Гарри, распластавшегося на тротуаре, и его спасителя.

Гарри не помнил, как он оказался у Хоба дома – его глаза затянуло кровавым туманом, и он отключился. Постепенно из багрового туман начал превращаться в черный. Когда багровый оттенок исчез совсем, и мрак стал совершенно непроницаем, Гарри вынырнул из него под холодный голубой лунный свет. Вокруг расстилался черный океан плотного тумана, и лунные лучи играли на гребешках мелких волн. Потрясающее зрелище. Гарри узнал его – он уже несколько раз наблюдал его при переходе из одной жизни в другую. Он знал, что произойдет дальше: некая сила начнет поднимать его над поверхностью туманного океана все выше и выше, но не на луну, а неведомую беззвездную черноту. Океан под ним начнет бледнеть, пока совсем не исчезнет. Немного позже исчезнет луна, и наступит вечная, непроницаемая черная ночь. Но это для обычных смертных. А для Гарри ночь не была вечной. Вспыхивал яркий свет… и он с недоумением оглядывается вокруг в новом мире, в новой жизни. «А жаль, - подумал Гарри – эта жизнь была не так уж плоха. Что-то мне уготовит новая?».

Он уже начал подниматься над поверхностью океана, как вдруг что-то неудержимо потянуло его вниз, обратно в черный, серебрящийся луной туманный океан. Сильнее и сильнее. Глубже и глубже. Вот уже в черноте стали вспыхивать багровые прожилки, их больше и больше и… Оооо… Гарри не мог сдержать стона: тело пронзила невыносимая боль, а по глазам резанул яркий свет. «Я еще здесь, - подумал Гарри, - я не ушел». Он снова приготовился потерять сознание, но тут зазвучал Голос.

Голос велел лежать спокойно, закрыть глаза и не двигаться. Гарри закрыл глаза – он не мог противиться Голосу. Он чувствовал, что лежит на чем-то мягком и теплом, но самое главное – это был Голос. Голос, которому хотелось подчиняться, который вливался в Гарри и заставлял его остаться здесь, а не уйти далеко-далеко к новой жизни, к новому воплощению.

«Так, и что у нас здесь? Ясно! Три ребра в мякину, одно пробило легкое, отбитые почки. Хм… Ничего, все поправимо. Так, а это что? Черт, разрыв селезенки! Это уже хуже. Остальное все фуфло – ссадины и синяки, пара сломанных пальцев. Что ж… Думаю, с этим мы справимся. С селезенкой, конечно, придется потрудиться, но я надеюсь, что моих медицинских познаний окажется достаточно», - все это доходило до Гарри так, как будто он прислушивался к тому, что говорят в соседней комнате за закрытой дверью. Голос убаюкивал, боль отступала. Накатывала волна тепла и покоя.

Пробуждение было неожиданным. Гарри никак не мог понять, где он очутился. Небольшая, довольно неопрятного вида комната. Растрескавшийся, давно не знавший белил потолок. Отстающие на стыках обои. Старинный стол из мореного дуба на львиных лапах. Из под стола выглядывает здоровенный системный блок компьютера, а на столе монитор – дюймов двадцать, не меньше. Мышка, клавиатура – все как положено. Окно с мутным стеклом, частично закрытое шторой. В окне видны стволы и ветви тополей. Значит, квартира где-то на уровне второго-третьего этажа. Взгляд Гарри двинулся дальше. Единственная стена в комнате, не занятая книжными полками – это была стена рядом с кроватью. На ней висел ковер с каким-то восточным орнаментом. А все остальные стены до самого потолка были увешаны книжными полками. И книги, книги, книги, совершенно бессистемно рассованные по полкам. Ощущение было такое, что обитатель квартиры брал с полки книгу, прочитывал несколько страниц, совал книгу в первое свободное место на полке, брал следующую… Стол тоже был завален книгами. И на полу лежало несколько стопок книг. Картину дополнял небольшой платяной шкаф, приткнувшийся в углу и частично замаскированный открытой входной дверью. На шкафу тоже лежали книги. В комнате стоял специфический запах давно неубираемого пыльного помещения.

Гарри мучительно пытался вспомнить, как он попал сюда, почему у него перебинтована кисть левой руки, почему так болит бок и гудит голова. Он на секунду закрыл глаза и тут же открыл их. «Слона-то я и не приметил!» - мысленно воскликнул Гарри. Слон был здесь. Слон в образе человека. Он сидел в кресле качалке в самом темном углу комнаты в ногах у Гарри. Необъятное тело было прикрыто клетчатым пледом. Голова с тройным подбородком склонилась на спинку кресла. На коленях у человека лежала раскрытая книга. Одна рука придерживала книгу, другая свесилась вниз и безвольно болталась. Человек спал.

Гарри начал внимательно рассматривать незнакомца – именно незнакомца: таких толстых знакомых у Гарри не было ни в одной из его жизней. На носу у толстяка покоились очки. Даже при таком плохом освещении Гарри мог с уверенностью сказать, что человек был близорук и здорово близорук – диоптрий восемь-десять. Лицо толстяка было невыразительное, одутловатое с маленьким носом-пимпочкой. Лоб был высок и широк. Бровей почти не было. Темные длинные волосы зачесаны назад и забраны в косичку. Подбородок утонул в складках жира, напластовавшегося на мощной шее. Ладонь руки, свесившейся с кресла, была непропорционально мала по отношению к гигантскому телу, покоящемуся в кресле. Картину довершали торчащие из-под пледа ноги в затертых войлочных домашних тапочках и дырявых носках.

Человек в кресле пошевельнулся и немного изменил позу. Кресло при этом страдальчески заскрипело. Этот резкий звук, раздавшийся в молчаливом полумраке, встряхнул Гарри, и он сразу вспомнил другой такой же резкий звук – падение металлического прутка на тротуар. Он вспомнил все, что произошло предыдущей ночью.

«Значит, в кресле сидит мой спаситель, - подумал Гарри. - И судя по всему, он не просто человек. То, как он управляется с «Эльфийским огнем», говорит о многом: этот человек волшебник, причем не просто волшебник. То, что другие волшебники могли делать только с помощью заклинаний и волшебной палочки, этот делал без помощи оных – «Эльфийский огонь» выходил у него прямо из ладоней. Так кто же он, и как у него это получается?».

И тут Гарри осенило: «Он же эрб – вот он кто. Только эрб способен вызвать «Эльфийский огонь», не произнеся «Alfollama» и не имея в руках волшебной палочки».

Волшебникам необходимы заклинания, волшебная палочка, различные артефакты, и годы обучения, чтобы полноценно реализовать заложенные природой таланты. У эрбов все по-другому. Эрб черпает свою силу в энергии вселенной и управляет этой силой своим сознанием, своей волей. Эти способности эрб получает не от родителей – родителями эрба всегда бывают самые обычные люди. Эрб просто рождается эрбом.

Маленький эрб, конечно, не знает, что он – эрб. Но наступает момент, когда он осознает, что он не такой, как все окружающие его люди, и начинает постепенно разбираться и постигать истину. Но сам он все равно не сможет понять ее до конца – в его жизни должен появиться другой эрб – эрб-наставник. Непонятно, каким образом, наставник находит ученика – ведь эрбов рождается очень мало – не более одного в столетие. Но наставник всегда появляется. И за один короткий день он передает молодому эрбу все свои знания и опыт. Передает он их не с помощью человеческого языка. Такой способ не пригоден. Терабайты информации перетекают из мозга наставника в мозг ученика напрямую, через ментальный портал, который поддерживает своей силой наставник. Очень часто после такой операции наставник погибает: на передачу информации и поддержание портала уходит огромное количество энергии, а во время процесса передачи наставник не может зачерпнуть энергию из окружающего мира – часть информации может быть искажена или потеряна.

Молодой эрб, получив мудрость и знания всех предыдущих поколений эрбов, сразу обретает полную силу.

Гарри знал об эрбах очень мало. Говорили, что они потомки какой-то древней цивилизации, существовавшей на земле задолго до того, как на нее ступила нога первого австралопитека. Молекулы ДНК этой древней расы каким-то непостижимым образом сохранились на протяжении всей истории разумных существ планеты Земля и затерялись среди генов миллиардов людей. Но иногда, вдруг, по странной игре случая, встречались мужчина и женщина, несшие в своих генах память об исчезнувшей расе. И на свет появлялся эрб.

Волшебники не жаловали эрбов. Нет, никакой открытой вражды не было, да и быть не могло – эрбов было очень мало, и многие волшебники могли прожить всю жизнь, так и не встретив ни одного из них. Но осознавать, что то, чего ты добился упорным трудом, досталось кому-то другому, как дар природы, и что есть еще многое, чего ты никогда не постигнешь, но тот, другой, уже постиг и это и многое, многое другое… Наверное, то же чувствовал Сальери, слушая Моцарта.

Гарри беспокойно завозился на кровати. Человек в кресле открыл глаза и посмотрел на него.

- Ну вот и славненько. Наконец-то изволили проснуться. А то я уже заждался. Скучно мне тут одному. А Вы спите и спите. – Человек улыбнулся, обнажив ряд ровных, мелких зубов. – Что ж, будем знакомы. Меня зовут Хоб. А Вас, если не ошибаюсь, Гарри, не правда ли?

Гарри вздрогнул – в этой жизни никто не звал его Гарри. Это имя умерло вместе с той жизнью, в которой была Сью. А здесь, в этой жизни, его имя было Егор. По паспорту – Георгий. Откуда он… Черт, что за дурацкий вопрос, он же эрб.

- Очень приятно. Да, я – Гарри. Вернее был когда-то Гарри. Сейчас я – Егор. Если Вам хочется, можете называть меня Жора. И… спасибо. Я так понимаю, что это Вам я обязан своим спасением?

- Да бросьте, Вы же прекрасно понимаете, что никакого спасения по сути не было. Ну если только от нескольких минут неприятных и болезненных ощущений. Ведь Вы же бессмертны.

- Но зачем? Зачем в таком случае Вам понадобилось спасать меня?

- Хм… Ну не каждый день мне встречается на пути бессмертный, которого пытаются убить малолетние ублюдки. - Человек снова улыбнулся – широко и добро. – Ну а, если серьезно, то я спасал не Вас, а просто человека. Спасал от стада этих низколобых питекантропов. Их людьми называть можно только за физиологию. Я редко вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются, но мимо такого я пройти не мог. Вот видите, как все просто.

- Тем не менее – спасибо. От лица просто человека, а не бессмертного, - Гарри тоже попытался улыбнуться, но не смог этого сделать – боль пронзила скулу, и он чуть не застонал.

- Что, Вам больно? – озабоченно спросил человек, быстро вскакивая с кресла. Гарри не ожидал такой прыти от толстяка. – Я где-то что-то недоделал? – голос человека выдавал его нешуточную тревогу.

- И все-то Вы знаете. Представляю, как Вы тут покопались в моей памяти, пока я валялся без сознания.

Человек, вернее, Хоб – Гарри уже начал называть его про себя Хобом – раскатисто рассмеялся.

- Да уж. Покопался. Не буду отрицать. А что? Имею право. Да и не вредно это для Вас. Тем более, что из Вас Ваши мысли и воспоминания, пока Вы тут валялись, с такой силой перли, что мне поначалу даже защищаться пришлось. Потом мне это надоело – работать надо было – Вас починять. Ну, я экранчик убрал и просто слушал. Даже усилий никаких не понадобилось: само вытекало. Ну, давайте-ка, Гарри, повернитесь на бочок: я хочу взглянуть на вашу челюсть.

Гарри повернулся, как его просили, и тут заметил, наконец, еще один предмет интерьера, на который он почему-то раньше не обратил внимания – прикроватную тумбочку. На тумбочке лежало много разных интересных вещей: иглы для акупунктуры, палочки для прижиганий, бутылочки с жидкостями разного цвета, какие-то склянки. Еще там был шприц, несколько ампул со сломанными головками и хирургическая игла с остатками кетгута. Мягкими прикосновениями Хоб ощупал челюсть Гарри, затем поводил над ней ладонью туда-сюда, хмыкнул. Взял с тумбочки специальную трубочку и несколько игл. Аккуратно воткнул иглы в разные точки многострадальной челюсти Гарри, затем еще несколько штук в ушную раковину. Последнюю иглу Хоб воткнул прямо в носовой хрящ. Гарри ойкнул.

- Да будет Вам ойкать. Челюсть Вашу починим: ничего с ней особенного, так, растяжение и ушиб. Вот с селезенкой было плохо – мне ее пришлось чем-то вроде того, что Вы «Эльфийским огнем» называете, сваривать. Недели две бок поболит. Для здоровья не опасно. Да и вообще, считайте, что Вы легко отделались.

Гарри почти не слушал. Он думал о своем.

- Скажите, Хоб, а…

- Да. Про Сью я тоже знаю, - не дал договорить ему Хоб. - Знаю и завидую Вам.

- Бог мой! Да чему же тут завидовать! Если ты все знаешь, то знаешь и то, как это тяжело! И сколько раз я из-за этого руки на себя накладывал. Что же ты говоришь…

- Понимаешь, - голос Хоба, до этого живой и жизнерадостный, стал каким-то бесцветным и серым, - я никогда никого не любил так. И меня никто не любил. У меня были другие такие же сильные эмоции: страх, ненависть, сострадание. Но не любовь. Поэтому я тебе завидую.

- Даже такой ценой?

- Даже такой ценой. Тем более, что мне проще, – голос Хоба опять приобрел цвет и окрасился лукавыми тонами, - я ведь смертен. Кстати, ты сделал правильное предложение: перейти на ты. И я его принимаю. Мы ведь почти ровесники, я старше тебя всего на какие-то полтораста лет, - Хоб звонко рассмеялся. - И ты мне нравишься. Я хочу с тобой подружиться.

- Ну, конечно же, Хоб!

- Отлично, Гарри. Полежи немного, а я принесу тебе чаю с мадерой – тебе сейчас нужно что-то подобное.

Номер набран. Длинный гудок. Еще один. Щелчок.

- Да, Гарри?

- Здравствуй, Хоб. Как у тебя дела?

- Ты же знаешь, как всегда – замечательно.

- Рад за тебя. А у меня плохо. И мне очень надо с тобой увидеться.

- Конечно, Гарри. Я дома весь день, и я один. Жду.

Частые гудки в трубке.

Обсудить на форуме  *уже нельзя, форум закрыт*