Утерянная сказка
(последняя сказка для взрослых, ещё не переставших считать себя детьми)
       
        ЧАСТЬ I
       
        Тарк.
       

       

       А ночью разразилась буря.
       Дышащие холодом тучи заволокли небо Тарка, проглотив робкую луну. Забрехали на дворе собаки, под порывами ураганного ветра загромыхала жестяная кровля построек. Хором слетающихся на шабаш ведьм, завыл в каминных трубах ветер и, окончательно разгоняя сон обитателей замка, задрожали оконные стёкла под ударившими в них тугими струями дождя. Наступившее утро выдалось не просто пасмурным. Оно было тёмным, словно нежное таркийское солнце передумало в этот злосчастный день появляться на небосклоне, а таркийский июнь внезапно уступил место деворскому ноябрю.
       Под стать утру были и тусклые лица пробудившихся людей. Кастор, подрагивая от холода (камины в этот день было топить не велено), сгонял на смотровую башню и, вернувшись совершенно мокрым, сообщил:
        - Обложило со всех сторон. Никакого просвета: темь до самых Светлых гор. Гор, кстати, тоже не видно. Что делать будем?
        Дзотто стоял у окна и наблюдал за бегущими по стеклу ручьями. На вопрос Кастора обернулся с видом человека, страдающего головной болью, и, не разжимая зубов, проворчал:
        - То же, что и собирались. Хотя начало, конечно, многообещающее. Что скажешь, охотник? - приветствовал он вопросом появившегося на пороге комнаты Юранда.
       - Что тут скажешь: погода – дрянь, и ясно, что не случайно, - меланхолично пожал тот плечами. - Только если ты о том, стоит ли задержаться и переждать, то я думаю – сколько мы в замке не сиди, погода не наладится. Недаром вчера тучка висела у нас над головой. Если оборотни слышат всё, что мы говорим, то само собой, хотят остановить нас, а плохая погода – дивный предлог отложить поездку. Дзотто промолчал и почти виновато взглянул на девушек, сидящих на лавке рядом с безмолвным, Домеником. Удручённый вид обоих барышень был красноречивее любых слов. Марселла была так расстроена, что перестала делать всем окружающим замечания по поводу несоблюдения утренних правил этикета. Дея зябко ёжилась, будто уже вымокла и теперь никак не могла согреться.
        За завтраком разговаривали, словно ничего необычного не происходит. Смеялись, обменивались шутливыми замечаниями. А сами ели не торопясь, непроизвольно тянули время, поглядывали за окна. После третьей порции отбивных (надо же подкрепиться перед дальней дорогой!) Кастор едва дышал. Чай булькал у Марселлы под самым подбородком. Дея, подперев голову рукой, осоловело хлопала глазами. Дзотто, и сам чувствуя, что не может запихнуть в себя больше ни кусочка и опасаясь, как бы гастрономические усердия не сказались на здоровье путешественников, вздохнул и поднялся, подавая пример.
        Во двор спустились в полном молчании и, сгрудившись под навесом у коновязи, ещё раз огляделись. Дождь стоял сплошной стеной такой плотной, что невозможно было открыть под струями глаз, не опустив при этом головы. Пузырящиеся потоки воды бежали по вымостившей двор брусчатке. Ко всему было не только сыро, но и ощутимо холодно.
        - Или попробуем переждать? - делая над собой усилие, предложил Дзотто (уж больно жаль стало маленькую кузину).
        Но Доменик, не склонный к сентиментальности, удержал его:
        - Сам знаешь: время не ждёт, - он отвязал коня и решительно вышел под дождь. Остальным не оставалось ничего, кроме как последовать его примеру. Торопливо, втягивая головы в плечи, успокаивая перепуганных лошадей, разбирали поводья. Под ногами хлюпало, сверху погрохатывало, лошади фыркали, мужчины бранились, девушки шмыгали носами и жмурились.
        Под удивленно-жалобные причитания дворовых людей, кавалькада покинула стены замка и выехала за крепостной вал. Когда миновали подвесной мост, Дея кинула последний взгляд на надвратную башню с гербом рода Андзолетто. Залитые струями дождя морды сцепившихся львов казались плачущими. Дее от этого стало ещё грустнее. Она опустила голову и ниже надвинула капюшон.
        Все десять дней, что она провела в гостях у Дзотто, Дея старалась не думать о неотвратимости разлуки с Домеником. Разговоры мужчин о растущей Пустоши, о могучем Зеркале, о путешествии в Арно отвлекали её от собственной тревоги за брата. Поддаваясь общему настрою, проникаясь важностью и благородством поставленной цели, она забывала печальные мысли. Но страх жил в глубине души и подстерегал её по ночам. Нет, не тогда, когда она только укладывалась спать – засыпая, Дея, чаще думала о таркийском охотнике или вспоминала Девор. Но ближе к утру она внезапно просыпалась, чувствуя, как суматошно колотится сердце, и подолгу сидела, вытянув тонкие руки поверх шёлкового одеяла, следила за мечущимися по потолку тенями от раскачивающихся деревьев и не могла успокоиться. Не могла заснуть. Она чувствовала, что не верит словам сеньора Федерико: не верит в возможность добраться до Каменного столпа и вернуться назад. Она страшилась Пустоши, которая могла отобрать у неё Доменика.
        Проливной дождь, дорога и плачущие львы вновь наполнили сердце Деи тягучей ночной тоской и острым предчувствием расставанья.
        Думы Марселлы также не отличались оптимизмом.
        Ещё вчера, расставаясь с Юрандом после игривой беседы, Марселла была переполнена брачными планами, несмотря на то, что результат «проверки трубадура на прочность» – так она назвала произошедший разговор – оказался абсолютно неудовлетворительным. Юранд, как истинный охотник, видел западни её кокетства и для неотёсанного таркийца обходил их слишком искусно. Было просто непонятно: когда и где столь юная особа успела набраться жизненного опыта? Подобная, несвойственная доверчивым мужчинам проницательность пришлась Марселле не по вкусу – охотник не понравился ей. Более того, она заключила, что Юранд не привлекает её, как мужчина: его холодная ироничность, прорываясь сквозь маску весёлой беспечности, отпугивала её. При всём обаянии в нём чувствовалась отчужденность и какое-то двойное, а может и тройное дно. Вывод о том, что Юранд себе на уме, напрашивался сам собой, а Марселле было ясно, что от такого человека ничего путного ждать не приходится. Он, несомненно, самовлюблён, самоуверен и самодостаточен. На него не стоит тратить время даже как на не имеющего никаких шансов «воздыхателя из свиты».
        «Ну, что ж, не очень-то и нужно! - сказала себе барышня, возвратясь с импровизированного свидания к себе в комнату. - К тому же, этот «солнечный зайчик», как назвала его Дея, слишком молод! И ничуть не выше меня ростом. И, несмотря на то, что его отец главный поставщик соли в Девор (эти сведения Марселла успела выудить у Кастора), соль – не драгоценные камни. И потом, судя по словам его дружка, Юранд не интересуется семейным делом, а вечно шляется по лесам. Пушнина вещь прибыльная, но много ли настреляешь в одиночку?!» - вынеся этот вердикт, Марселла угомонилась и лишь немного досадовала на то, что позволила себе слишком откровенно заигрывать с охотником. Впрочем, юноша не производил впечатления болтливого человека и на этот счёт можно было не беспокоиться, тем более, что ей удалось улизнуть до прихода Андзолетто, над которым несколькими днями ранее уже проводились подобные «испытания на прочность».
        Андзолетто: вот кем следовало заняться повнимательнее! Ей было до слез обидно, что приходится покидать замок, когда она только-только начала «прощупывать почву» вокруг интересного сеньора и выяснять, «насколько прочно он стоит на ногах». «Но ничего, - успокаивала она себя, укладываясь вчера спать, - я продолжу в дороге начатое и хоть, конечно, походные условия не позволяют обворожить кавалера блеском наряда, зато открывают неограниченные возможностей для создания пикантных ситуаций. Сеньор Андзолетто слишком весомый куш, чтобы позволить ему жениться на ком-нибудь ещё».
        Разразившаяся непогода нарушила её планы. Глядя из под капюшона на обрушивающиеся с небес потоки воды, Марселла не только не могла себе вообразить: каким образом она будет устраивать свои пикантные ситуации, но вообще сильно сомневалась, что ей удастся пережить ужасный день. Её мысли были несказанно далеки не только от замужества, но и от великолепного сеньора.
        «И зачем я только согласилась поехать в этот ужасный Тарк?! Мало того, что надо тащиться прямо в лапы оборотней, обожающих похищать дев, - думала она, - так при этом ещё и мокнуть под проливным дождём!» В слух же деворская дама лишь испугано повторяла:
        - О Небеса! О Небеса, что же это творится! Откуда столько воды?! Я же не умею плавать! - и она в ужасе глядела на дорогу, которая походила на быструю мелководную реку, вбирающую в себя всё новые ручейки-притоки.
        Однако таркийские Небеса были глухи к мольбам деворской прелестницы. Тучи, казалось, лежали на ветвях деревьев, росших по обочинам проезжего тракта, а холодный, пронизывающий до костей ветер нагонял новые со стороны гор. Дождь косыми струями сёк землю, отчаянно и зло хлестал сгорбленные спины всадников. Вскоре не только барышень, но и Дзотто, и Доменика стали посещать мысли об излишней поспешности отъезда, однако ни тот ни другой ничем не выказывали своего настроения.
        Так минуло около часа, хотя всем казалось, что прошло значительно больше. Дорога петляла меж холмов, иногда с левой стороны виднелись лиловые отроги Светлых гор, иногда густые перелески скрывали от взгляда их опушенные снегом вершины. На исходе второго часа Дзотто, стеганув заупрямившегося коня, направил его в гущу мокрой полевой травы.
        - Вот здесь расстанемся с ведущей к Среднегорью дорогой, - оповестил он, - за три часа прямиком через поле доберемся до Утолевой Сени и там заночуем.
        Но добраться за три часа не получилось. Отяжелевшая от воды трава оплетала лошадям ноги, путь то и дело преграждали заполненные водой овраги. Всадники останавливались, кружили в поисках объезда, деворцы молчали, таркийцы хмуро переговаривались.
        Дея вымокла, замерзла и устала. Она не вдавалась в подробности того, почему была выбрана та или иная дорога, но ей казалось, что длинный день никогда не кончится. Силы и терпение были на исходе, и она частенько клонила голову к лошадиной шее, предоставляя Доменику вести её лошадь в поводу. Дождь барабанил по капюшону, перед глазами проплывало спутанное разнотравье. Тяжелые кашки – растрепанные и жалкие, словно вымокшие птенчики; нежные колокольчики и ромашки – скользкие и слипшиеся, словно побитые ливнем бабочки. Мерное покачивание лошадиного крупа, и вечный монотонный звук воды, и ощущение пологого подъема. Значит, новый холм…
        - Эх, когда ж пожрем-то? - шумно вздохнул впереди Кастор, и в ответ сперва донеслась тихая брань Дзотто, а затем его же голос проговорил, - ты что, предлагаешь расположиться прямо посреди этого заросшего клевером и ромашками прудика, некогда бывшего лужком? По мне, так лучше остаться без обеда, но побыстрее добраться до Сени, где можно нормально отдохнуть.
        - Да там, конечно, лучше, - сговорчиво согласился Кастор, - разведём костёр. Под кронами утолей хорошая подстилка из листвы, она и за неделю ливня не промокнет. Там знатно передохнём.
        - Скорее, заночуем, - поправил Дзотто, - и ты не мог бы…Что это? - последний вопрос был произнесён столь странным голосом, что Дея выпрямилась в седле и распахнула только что сомкнувшиеся глаза. Дзотто, щурясь от дождя, смотрел мимо неё.
        С вершины холма, где остановились всадники, открывался отменный вид. Темная, неохватная для взгляда зелень лесов на западе, горная гряда на юге, холмистая, пересеченная лесами долина на севере, петляющая дорога и…
        Дея не могла поверить своим глазам – замок Андзолетто! Оставленный несколько часов назад замок показался из-за холма, который они только что обогнули! Острые шпили башен пронзали тучи, поблескивала мокрая древесина поднятого моста, и при желании, можно было рассмотреть людей на крепостной стене. О, как бы ни скрадывала расстояние высота, так близко замок мог быть только в одном случае: если они заблудились и сделали круг!
        - Мы сбились с пути? - в голосе Доменика, задавшего вопрос, не было никакого выражения: ни удивления, ни досады, но Дея знала, что означает этот тусклый тон – брат растерялся. А ей самой вдруг ужасно, просто ужасно захотелось вернуться в замок. Марселла словно прочитала её мысли:
        - Давайте вернёмся, - робко предложила она, - Обсушимся, согреемся, а снова поедем завтра. Не может этот дождь никогда не кончиться, а мы почти не отъехали!
        - Вот именно, - рявкнул Дзотто. - Ехали полдня и никуда не отъехали! Провалиться мне на этом месте, если до замка больше четырех гаров! Ничего не понимаю: вон заброшенная мельница – там мы оставили дорогу. Вон Овражки – там сделали круг, объезжая болото. Тот зеленый мыс – Горелая роща, мы обогнули её с севера… И что же получается: слишком ушли на восток, каким-то образом сбились и поехали в обратную сторону?
        - Да, как такое может быть, Дзотто? - возмутился Кастор. - Даже если мы описали круг и с востока подошли к Холмищам, не могли мы так долго ехать в обратную сторону и не замечать этого!
        - Не могли, - сквозь зубы согласился тот, - значит, это не Горелая роща, а мы свернули на восток раньше? Никогда не думал, что способен заплутать в нескольких милях от собственного замка. Охотник?
        Юранд, ладонью прикрывая глаза, озадаченно оглядывал простирающуюся внизу долину:
        - Нет, все правильно: лесной мыс – это Горелая роща, вон виднеются камни Холодных пещер, дорога уходит к Среднегорью и цепь озер слева. Выходит… мы сделали петлю? И все равно у меня странное ощущение, что даже, несмотря на круг, замок должен быть дальше. Здесь что-то не так.
        - Здесь все не так, - шмыгнул носом Кастор, - не побоюсь сморозить глупость, но, похоже, некто издевается над нами и растягивает нашу дорогу себе на потеху!
        После всех рассказов о непредсказуемости Тарка и после всего того, что ей довелось увидеть собственными глазами, Дея готова была поверить во что угодно: не только в то, что дорога может растягиваться, но даже в то, что замок Дзотто умеет летать и не хочет расставаться с хозяином.
        - Но если дорога тянется, - не выдержала Марселла, - значит, можно ехать, ехать, но так никуда и не приехать!
        - Ну это мы еще посмотрим, - Дзотто зло качнул поводом, и лошадь нервно переступила, не понимая команды седока. Дзотто сквозь зубы продолжал, - я не знаю, как это сделано: дорогу растянули или мы, как последние ослы, сбились с пути, но в любом случае, заплутали мы не без чьей-либо помощи. Пустошь и тьма, сколько времени и сил потратили впустую.
        - Так может вернемся, обсушимся, а? - поддержал Марселлу Кастор, - если мы даже половины пути не проехали, то нам до Утолевой Сени и к вечеру не добраться. А завтра попробуем еще раз.
        - А послезавтра еще и еще? - огрызнулся Дзотто, и Кастор примолк.
        - Чепуха это, - неожиданно промолвил охотник. - Дорогу растянуть нельзя, я уверен. Здесь не Пустошь, где можно идти, идти – и никуда не придти. Здесь не сердце дикого Тарка, где можно заблудиться даже на голой поляне. Здесь что-то другое…
        Дзотто нетерпеливо тряхнул головой:
        - Охотник, сказать, что всё чепуха – тоже самое, что объявить нам о проливном дожде. Имеется какое-нибудь вразумительное объяснение происходящему, или ты попросту мелешь языком?
        Юранд спустился с коня и молча вынул стрелу из притороченного к седлу колчана. Дзотто сварливо уточнил:
        - Решил разогнать тучи? Или подстрелить кого-нибудь из оборотней?
        - Неплохая мысль, - Юранд усмехнулся углом рта, - но я подумал о другом: не дурачат ли нас? Вон, на повороте дороги видите – ветлу? - стрела легла на изгиб лука, указывая направление.
        Дея взглянула. Дрожащая пелена дождя, смазанный силуэт крепости. Вылинявшим серым лоскутом стелилась долина, в мятых складках холмов терялась дорога. Названная охотником ветла раскорячилась у переполненного ручья, уронив ветви в поток, и выставив напоказ почерневший от влаги и разбитый продольной трещиной толстый ствол. Зазвенела тетива, и почти тут же Кастор звонко воскликнул:
        - Мимо!
        - Не мимо, а сквозь! - Дзотто присовокупил незамысловатое, но длинное ругательство. - Стрела прошла сквозь дерево! Пустошь и тьма, охотник, ты хочешь сказать, что замок и долина только морок? Мираж? А ну, попробуй еще раз.
        Новая стрела унеслась прочь, и на этот раз Дея успела заметить, как светлое оперенье перечеркнуло толстый ствол, словно тот был соткан из дыма или тумана.
        Юранд опустил лук:
        - Вот так, Дзотто, а ты говоришь, подстрелить… Наверное, это не так-то легко сделать.
        Дзотто молчал, раздумывая.
        - Никто не знает подлинных возможностей оборотней, - подал голос Доменик, - до приезда в Тарк, я не слишком верил в их существование, поверить пришлось, но растягивать или поворачивать дороги – это предположение мне сразу показалось сомнительным. Если бы Волшебникам столь многое было под силу, они такого бы нарастягивали… давно бы всё с ног на голову встало.
        - Все и так стоит на голове…
        Дее показалось, что Дзотто, сказавший эти слова, почему-то рассердился на брата.
        - Заморочить нам глаза иллюзией другой местности – это разве не много? - негромко, но жестко произнес он. - Вурдалак меня задери, кабы не догадка охотника, я мог бы повернуть сейчас назад, и мы потеряли бы шут знает сколько времени! Если все, что мы видим в отдалении – миражи, а настоящее – лишь то, что под ногами, мы можем заплутать вновь. Смотрите все в оба, и особенно ты, охотник, - сказав это, Дзотто тем не менее не стал дожидаться, пока Юранд спрячет колчан и вернется в седло, и направил коня вниз по склону, прочь от обманного замка.
        Уже смеркалось, когда сиреневый холм, притягивающий взгляд Деи на протяжении последних часов и служивший темой для спора между Юрандом, Дзотто и Кастором, обрел ясные очертания и оказался-таки не облаком и не миражем, а реальным лесом. Сквозь поднимающийся от земли туман Дея угадывала отдельные деревья.
        - Так и есть, это Утолева сень, - удовлетворенно подтвердил Дзотто и надолго замолчал.
        Дея покачивалась в седле и уныло, сквозь слегка смеженные веки рассматривала проплывающие мимо деревья. Были там привычные дубы и осины, и высокие стройные ели, но чем дальше они ехали, тем чаще среди обычных деревьев стали попадаться незнакомые Дее. Своим печальным видом они напоминали огромные ивы, только ветви их были еще более длинными и гибкими, они спускались с вершины и ковром лежали на земле, отчего весь силуэт дерева напоминал копну сена.
        - Это утоли, - сообщил приглушённый, но отчётливо слышимый в наступившей вечерней тишине голос Юранда, - их можно увидеть только в этом лесу. Из-за необъятных, вечно склонённых к земле крон, в лесу всегда царит полумрак. Дрёма словно разлита в воздухе… здесь хорошо оказаться знойным днём, но не так плохо и дождливым: у самых стволов, внутри естественного шатра, что образуют спутанные ветви, всегда не так сыро, а кора у утолей тёплая и бархатистая, точно ноздри лошади.
        О, разве могло быть где-то «не так сыро»? Несмотря на то, что к этому часу дождь поутих, Дею это почти не радовало. Ей казалось, что она вымокла до последней нитки и слышала, как где-то позади Кастор сетует, что та же участь, должно быть, постигла всю поклажу. Это было ужасно. Как-то еще по дороге в Тарк они попали под проливной дождь и имели потом удовольствие обедать размокшим хлебом и раскисшей брынзой. Впрочем, сейчас Дея совершенно не чувствовала голода, от холода и усталости её неудержимо клонило в сон.
        - Утолева сень – один из древнейших лесов Тарка… - мелодичный голос охотника баюкал, глаза Деи сами собой смыкались, - ….он гораздо старше леса блуждающего Озера. Сень – южная окраина таркских земель, она тянется вдоль реки, на другом берегу которой встают Светлые горы. За ними лежит Арно…

        Доменик очнулся, влетев лбом во что-то твёрдое, и первое, что встретил, распахнув глаза – возмущённый взгляд Дзотто:
        - Ещё и ты будешь спать на ходу? - язвительно поинтересовался тот, отводя в сторону ветвь о которую дался лбом арниец.
        - А кто ещё? - глупо полюбопытствовал Доменик, потирая ушибленное место. Отряд стоял в густом сумраке леса, со всех сторон его окружали невообразимые, гигантские стога из листьев и ветвей – утоли.
        - Кто, кто, - передразнил Дзотто, - я – вот кто! Балабол Юранд, как всегда, нашёл время для своих русалочьих песен! Хорошо ещё, что все, заснув, не разъехались, кто куда!
        Дея и Марселла, уронив головы на крутые лошадиные шеи, мирно посапывали. Кастор зевал и поеживался, будто только проснулся. Лошадь Юранда была без седока. В это время ветви одной «копны» разошлись в стороны, и среди них показалось лицо охотника.
        - Ну что? - почти беззаботно осведомился он, - Спешитесь или будете продолжать спать в седлах? - Юранд, роняя с волос капли, целиком вынырнул из ветвей и кивнул Дзотто. – Здесь, у ствола, значительно суше. Устраивайтесь, а я займусь лошадьми.
        Доменик, передав охотнику поводья, огляделся. Дождь едва моросил, но поднимался ветер, сквозь разрывы облаков в буро-пепельной мути временами появлялась луна. Она ненадолго освещала угрюмую картину сырого, блестящего мокрыми ветвями леса, а затем все вновь погружалось в темную зыбь ранних сумерек. Ночь обещала быть холодной.
        Стараясь не поддаваться наваливающейся усталости, молодые люди снимали с коней вещи, под ногами чавкало, замёрзшие пальцы плохо слушались. Дея и Марселла, дружно стуча зубами от холода, еле держались на ногах и растерянно оглядывались в поисках места, где можно присесть.
        - Не спать, не спать. Живее, - Доменик подпихнул цепенеющих на ходу барышень под ветви присмотренной охотником утоли. Но едва они оказались в сравнительно тёплом полумраке «шатра», как тут же, сделали попытку примоститься в шершавых корнях могучего дерева и вновь задремать. Доменику пришлось вмешаться. Отыскав в вещах сухую одежду, он заставил барышень переодеться, и, не взирая на дружные возражения, напоил обоих обжигающе-крепким таркийским ромом. Только после этого, позволил им улечься на сооруженный Дзотто и Кастором высокий настил. Наброшенные поверх него меховые одеяла отчаянно воняли влажной шерстью, но барышням, в желудках который разлилось умиротворяющее тепло, было уже без разницы. Устроившись нос к носу, они тут же уснули. Доменик укрыл их одеялом, встревоженно произнёс:
        - Пустошь и тьма, простудятся.
        - Не должны, - отозвался из темноты Дзотто, - таркийский ром, настоянный на коре полынного дерева – лучшее средство от любой простуды. А сейчас разведем огонь, станет жарко.
Но дрова не желали разгораться долго. Не помогал даже ром, щедро выплеснутый на отсыревшие щепки и ветки. В темени «шатра» слышалось пыхтенье Кастора, и временами короткая вспышка света выхватывала из мрака красивые пальцы Дзотто, чиркающего огнивом. С «улицы» до ушей Доменика доносилось насвистывание Юранда, рассёдлывавшего лошадей.
        - Что, не горит? - Кастор заелозил на месте и вздохнул, - зря только настойку потратили… - он запнулся, наткнувшись рукой на что-то живое и тёплое (плечо Марселлы!) и добавил: - Неужели придётся ночевать без огня?
        Голос Дзотто тут же проницательно осведомился:
        - Не терпится кого-нибудь погреть?
        - Да я в смысле пожрать, - запротестовал Кастор и поспешно сменил тему: - Я всё думаю – зря мы не поехали через Среднегорье. Эта дорога и переправа через реку будет тяжела для деворских барышень. А если кружить, как было сегодня, то вообще можно свихнуться. Хорошо, что охотник привык к блужданиям по лесу и может определять направление даже в такую погоду, как сейчас. И все равно, я бы предпочел иметь под ногами нормальную дорогу, и если б был на твоём месте…
        - Слушай, Кастор, - Дзотто снова щёлкнул огнивом, и на этот раз огонь лениво лизнул подсохший мох, затрещал искрами по иголкам елей, заметался и, наконец, тонкими трепещущими язычками побежал по дровам. Дзотто, сморщившись от повалившего едкого дыма, закашлялся и лишь спустя минуту или две вновь взглянул на Кастора. - Давай, думать буду я, а ты останешься на своём месте. Кому-то, кстати, надо принести ещё дров.
        Когда Кастор, что-то бурча себе под нос, удалился, Доменик первым нарушил молчание:
        - Знаешь, а ваш охотник действительно молодец, - произнес он, вспоминая, как прежде был удивлен решением Дзотто взять в Пустошь хлипкого с вида юношу и как сегодня убедился в ошибочности своих опасений, - у него потрясающее чувство направления, ну и вообще… - Доменик помолчал, не зная, какими еще словами следует описать это «вообще». Кажущаяся беззаботность и располагающая мальчишеская улыбчивость замысловато сочетались в охотнике с поразительной, не по юным годам сдержанностью и серьезностью. Прямолинейному Доменику сочетание этих качеств казалось странным. Он нахмурил лоб, но правильных слов для описания «вообще» не подобралось, поэтому Доменик повторился, - судя по всему, Юранд незаменимый человек для путешествия – держать направление, когда вокруг миражи, а на небе не видно ни солнца ни звезд… Давно ты его знаешь?
        - Пять лет, - неохотно, если не сказать холодно, обронил Дзотто и после значительного молчания прибавил еще суше, - и это правда – у Юранда – редкий дар, он может оказаться нам очень полезен.
        Пока Доменик обдумывал смысл сказанного, Дзотто подчеркнуто деловым тоном сообщил:
        - Ладно, пора в конце концов поесть чего-нибудь горячего. Надо принести воды, схожу к реке.
        - Тогда будет лучше позвать с собой Юранда.
        - Не лучше, - Дзотто резко обернулся, и Доменик, ничего не понимая, пару секунд испытывал на себе острый неприязненный взгляд его сощурившихся глаз.
        - Не лучше, - повторил уже спокойнее Дзотто, - я вижу, ты впечатлен талантом охотника, но ты напрасно думаешь, что я не могу и шагу без него ступить. Поверь на слово – донести котелок воды я в состоянии сам. Ну, я скоро. Пригляди за огнём, - хмуро добавил он напоследок и скрылся, оставив обескураженного Доменика наедине со спящими барышнями и собственными мыслями.
        Огонь ярмарочным рыже-красным скоморохом вихлялся по дровам. Дрожал, суетливо метался; дразнясь, почти потухал – затаивался в сердцевине костра, и вдруг вспыхивая с новой силой, взмывал вверх, выкидывая сноп раскаленных искр и опаляя ветви утоли.
        - Доменик, - голос Дзотто заставил его вздрогнуть. Дзотто, конечно, пообещал вернуться скоро, но Доменик никак не ожидал, что так скоро. Он поднял голову, и всё разъяснилось: котелок в руках Андзолетто был пуст – он ещё никуда не ходил.
        - Нам надо срочно поговорить и очень серьёзно, - Дзотто насторожённо прислушался к разговору Кастора и Юранда, доносящемуся снаружи, и со словами: «я жду тебя» вновь исчез.
        Доменика окатило волной неясного беспокойства. Он поднялся, механически стряхнул с колен налипший сор, кликнул Кастора, чтобы тот посмотрел за костром и последовал за Дзотто.
        Андзолетто ждал в тени соседнего дерева и по тому, как он странно посмотрел на него и отступил глубже в тень, Доменик утвердился в мысли, что разговор будет нешуточный. Внутри что-то сжалось.
        - Ну что ты там возился? - недовольно проворчал Дзотто, едва Доменик подошёл и, не дожидаясь ответа, сказал: - Я вспылил немного, но на то была причина. Давай сходим к реке вместе и поговорим по дороге, не хочу, чтоб нам случайно помешали.
        После тепла костра ночь казалась особенно промозглой и ветреной. Облака рваными клочьями проносились мимо луны. Печальный древний лес был полон шелестом капели и скрипом деревьев. Ржанье лошадей, свист Юранда стихли позади, а Дзотто всё шёл, не оборачиваясь, молчал и как-то уж слишком часто менял направление. Думая, что так недолго и заблудиться, Доменик в тревоге следовал за братом. Он ожидал, что Дзотто вот-вот заговорит, но тот не произносил ни слова, а лес вокруг них делался всё глуше и непроходимей. Наконец, с трудом продравшись через очередной бурелом, и чувствуя себя «невинной девицей, умыкаемой в лес недобрым человеком», Доменик решительно остановился:
        - Дзотто, что происходит? Где река и о чём ты хотел со мной говорить?
        Дзотто тоже остановился, прислушался. Огляделся. Потом, вяло махнув рукой с котелком куда-то в сторону, произнёс:
        - Там.
        - Что, там?
        Доменик сердито смотрел в спину снова развернувшегося Андзолетто и не двигался с места.
        - Река там, - словно слабоумному пояснил Дзотто, однако дальше не пошёл. Уселся на поваленное дерево. Глядя себе под ноги, нервными, импульсивными движениями тискал в пальцах выгнутую ручку котла. Доменик хотел присесть рядом, но, взглянув на сырую склизкую древесину, передумал и остался стоять. Прошла минута, за ней другая, Доменик теперь не торопил брата: видел, что тот собирается с мыслями. Да пожалуй, что и с духом.
        Луна спряталась за тучу. Враз потемнело, и Дзотто, словно испытав облегчение от наступившей темноты, решился. Произнес негромко и отчётливо:
        - Я не доверяю Юранду.
        Доменику внезапно сделалось жарко.
        - Я догадался, - слова сами слетели с уст.
        Дзотто поднял голову и Доменик кожей почувствовал, что брат улыбается, а может, и усмехается:
        - Это хорошо, - зловеще протянул он, - значит и объяснять ничего не придётся.
        - Напротив, - с возрастающим беспокойством, возразил Доменик, - объяснить как раз придётся.
        Дзотто неожиданно вскочил с бревна и подошёл почти вплотную. Его рука доверительно легла на плечо Доменику и властный, убеждающий голос прошелестел у самого его уха:
        - Нужно ли? Неужели тебе недостаточно того, что это говорю я? Юранд – человек очень опасный. Он хочет Зеркало для себя, - но если желаешь знать, - голос стал ещё тише и вкрадчивей, - я Кастору не доверяю тоже.
        Здесь Доменик окончательно перестал что-либо понимать. То ли Дзотто помешался, и у него острый приступ маниакальной подозрительности, то ли вокруг разворачивается такая сложная интрига, разобраться в которой ему самому не под силу. Ясно было одно: весь их план рушится и летит в Пустошь и тьму!
        - Тогда зачем, - Доменик попытался удержать осколки рассыпающегося порядка, - Зачем ты позвал их? Зачем тогда рассказал им всё? Или может… ты и мне не доверяешь?
        - Не знаю… Может и тебе, - рука Дзотто несильно толкнула потрясённого Доменика в грудь, а сам он сорвался с места и, перешагнув поваленное дерево, ринулся вновь в чащу.
        Бред! Бред какой-то!
        - Дзотто! - шорох шагов Дзотто слышался всё дальше, - Дзотто! - Доменик кинулся не разбирая дороги. Чёрный высокий силуэт то появлялся, то исчезал впереди него, шорох становился всё глуше и… внезапно всё стихло… Доменик остановился, но не слышал ничего, кроме ударов собственного сердца. Тишина. С минуту он постоял прислушиваясь, а потом метнулся наугад.
        - Пустошь и тьма! Дзотто? Где ты? Опомнись, Дзотто! - в отчаянии, спотыкаясь и едва не падая, он шарахался по незнакомому, тёмному лесу и громко взывал, уподобляясь любовнику, брошенному капризной красавицей: - Дзотто! Ну что за мальчишество! Дзотто! Ну давай поговорим!
        - Не о чем говорить, - утомленно раздалось где-то совсем рядом и Доменик, хоть и не удержался от пары не самых вежливых выражений, облегчённо перевёл дух.
        Дзотто стоял в нескольких шагах от него, понуро опустив плечи и повесив голову:
        - Извини… извини, что заставил тебя побегать, - смирно ответил он на брань Доменика и добавил уже совсем другим голосом: холодным и твёрдым, - но говорить нам в самом деле не о чем. Я всё обдумал и…
        - …и что? - Доменик не смог выдержать самой короткой паузы, так всё в нём взбаламутилось.
        - И решил, что всё сделаю сам.
        - Что? - Доменик подумал, что ослышался.
        - Мне не нужно ничьей помощи…и твоей тоже. Бери девчонок и
        возвращайся к себе в Девор. А в Пустошь я поеду сам. Один.
        - Как же я отпущу тебя одного? - от растерянности он даже не мог сердиться, - один ты не справишься. Твой отец…
        - Это мой отец! - вспылил снова Дзотто, - И письмо адресовано тоже мне! Что хочу, то и делаю! Или тебе уже самому захотелось кусочек чужого Зеркала? - в это время луна, наконец, проглянула в разрыве облаков и показало Доменику лицо собеседника. Красивое и гордое лицо, изуродованное судорожной гримасой злобы и презрения. Взгляд настойчивых до предела глаз застыл на Доменике.
        - Чего ты хочешь? - Доменик сухо сглотнул и смежил веки, он подсознательно тянул время в какой-то нелепой надежде, что морок развеется, и Дзотто придёт в разум, или что сам он проснётся и всё окажется дурным сном.
        - Я, разве недостаточно ясно выразился? Я собираюсь отправиться в Пустошь один. Только… - Дзотто замялся, - ты ведь знаешь, что мы сейчас не едем в Пустошь. А кое-зачем тащимся в Арно. Тебе ведь известно зачем?
        - Да.
        - Так зачем?
        - Как – зачем? - местами Доменику всё же казалось, что Дзотто нездоров и бредит, - ты и сам прекрасно знаешь – зачем.
        Дзотто презрительно фыркнул:
        - Доменик, у меня такое чувство, что ты специально прикидываешься ослом вроде Кастора. Что, так трудно догадаться – что я имею в виду?
        - Не трудно, - выдохнул Доменик, - без меня тебе не найти тайник.
        - Именно, но твоё присутствие для того, чтоб его найти, мне вовсе не обязательно. И если ты желаешь мне добра и удачи, просто объясни, как это сделать. Где конкретно надо искать? И что искать?
        - И не боишься, что услышит кто-то ещё?
        - Нет, - Дзотто с чувством собственного превосходства, как человек ведающий нечто недоступное другим, потряс головой, - не боюсь. Сейчас нас никто не подслушивает. У Яго есть дела поважнее, а разжиревший рогоносец в эту пору всегда дрыхнет.
        - Что??? - Доменик не думал, что в эту злосчастную ночь его может ещё что-нибудь удивить. - Кто это – Яго и «Разжиревший рогоносец»?
        - Ну, так зовут Волшебников, разве ты не знал? Да это и неважно, - Дзотто постарался поскорее соскользнуть с тупиковой темы, но, поражённый мелькнувшей догадкой, Доменик будто окаменел:
        - А откуда ты так хорошо осведомлён о том, как их зовут и, что они делают?
        Дзотто не произнёс в ответ ни слова и с змеиной улыбкой хладнокровно следил за тем, как рука Доменика медленно тянет из ножен меч. Сталь блеснула в прозрачном лунном свете, и острый клинок плавно, словно бабочка, лёг в ямку под кадыком так и не пошевельнувшегося Дзотто.
        - Ого, да ты, кажись, спятил, Доменик? Ну..у..у, - голос у Дзотто был спокойный, даже любопытный, - убей меня и возьми моё Зеркало себе.
        Арниец чуть не со стоном опустил меч.
        Кто стоял перед ним? Насмешливо-вызывающий, такой знакомый взгляд раскосых, горящих над острыми скулами глаз смутил его. Парализовал. Доменику казалось, что мозги его в этот миг скрипят, словно старая, рассохшаяся повозка на поворотах разбитой дороги. Они явно не поспевали за стремительной сменой событий и не могли выжать ни одной правильной мысли. Сердце тоже молчало. По спине Доменика струился холодный пот, в висках оглушительно бухало. После нескольких секунд ступора разум всё же очнулся:
        - Хорошо, - хрипло произнёс он, не спуская глаз с лица брата, и сжимая рукоять опущенного меча, - я скажу тебе то, что ты хочешь… но только после того, как ты скажешь мне: что за история скрывается за изображением на твоём фамильном гербе.
        Дзотто дёрнул головой и злобно сощурился.
        Пауза затягивалась. Доменик терпеливо ждал.
        - Хм? - состроив совершенно придурковатую морду, Дзотто наконец разродился: - Вот уж не ожидал от такой балды, как ты, эдаких каверзных вопросов!
        В тот же миг котелок молниеносно взлетел в его вскинутой вверх руке в воздух, описал дугу, но не угодил прямиком на голову упомянутой «каверзной балды», куда несомненно был нацелен, а, скрежетнув о встреченный клинок, отлетел в кусты. Доменик же экономным, точным движением (только ранить!) полоснул по тому, кто ещё минуту назад был его братом.
        Сначала ничего не случилось. Лезвие скользнуло от бедра по ноге не вспарывая одежды, а затем «Дзотто» плавно, на манер бесплотного привидения, завис над землёй и начал… пучиться, опухать, разрастаться. Ещё мгновенье, и над пораженным Домеником маячило и шипело что-то грязно-лиловое с бельмами вместо глаз и чёрным провалом вместо рта, тучное и абсолютно бесформенное.
        - Оборотень – разжиревший рогоносец, - прошептал нимало не смущённый отсутствием рогов Доменик, а в следующий миг вновь был вынужден защищаться, потому что оборотень атаковал.
        Неожиданно-увесистым и тугим комом он обрушился на Доменика прежде, чем тот успел придти в себя. Потеряв равновесие, арниец качнулся, меч бестолково рассек пустоту, а новый тупой, но очень сильный удар пришелся в голову. От него сразу потемнело в глазах, и Доменик упал на колени, больно саданувшись плечом о ствол дерева. Попытался встать, но следующий толчок швырнул его лицом в грязь и тяжелое, как мешок с отсыревшей солью, чучело брякнулось на позвоночник. Грудную клетку сдавила навалившаяся тяжесть, на секунду отпустило, но лишь за тем, чтоб приплющить вновь. Невероятно тяжелый куль долбил распластанного ничком арнийца, будто задался целью втолочь его в раскисшую от дождя землю, и каждый очередной удар приходился на спину Доменика раньше, чем тот успевал подняться. Рука конвульсивно сжимала бесполезный меч, при попытке привстать локти подламывались. Секундный вздох – и снова тяжелый удар по голове. Еще удар – по пояснице. По лопаткам… Короткий продых, теперь чуть дольше – и в этот краткий миг, в сознанье, как озаренье – не вставать, а перекатиться! С силой рванувшись в сторону, Доменик крутанулся вокруг оси, и багровая туша наконец промахнулась и шмякнулась оземь прямо ему под бок. Замах для удара был ничтожно мал, но для атаки оставалось лишь мгновенье. Перехватив поудобнее меч, Доменик, словно кинжал, всадил его шевелящийся рядом тюк.

        - Вжжиг, - неестественный скрежещущий звук металла по камню, меч, натолкнувшись на что-то твердое, скользнул по касательной, и тут же из распоротого нутра оборотня на Доменика посыпался песок вперемешку с мелкой каменной крошкой. Оборотень взмыл вверх, утробное рычанье переродилось в удаляющийся вой и стихло прежде, чем Доменик успел понять, куда подевался его противник. Вскочив и подобравшись, он напряженно двумя руками стискивал рукоять меча, ожидая нового нападения, но оборотень не возвращался. В воздухе медленно кружились перья, оседая, липли на мокрое лицо арнийца. Темнота и кладбищенская тишина вокруг… И напряжение спало. Накатили усталость и апатия.
        Чувствуя себя опустошённым и разбитым, Доменик опустился в сырую хлябь и долго сидел, положив поперёк колен меч и отрешенно глядя в темноту перед собой. Воспоминания о позорном побоище, не делающем ему чести, как фехтовальщику, обрывки разговора с мнимым Дзотто рваными кусками вспыхивали в сознании и гасли. Среди общего беспорядочного сумбура, захлестнувшего разум, отрадным маяком теплилась единственная мысль: тот, за кем он пошел в лес, и кто пугал его безумством и недоверием, не был его братом! Это был не Дзотто! Не Дзотто! Ритмично, вместе с ударами сердца эта мысль пульсировала в мозгу. Однако в сердце ржавой зазубриной сидело другое: почему он, Доменик, так легко обманулся? Почему слова оборотня лишь возмутили его, но не заставили усомниться в личности говорящего с ним? Не потому ли, что нечто подобное мог произнести и настоящий Дзотто?
        Ответа у Доменика не было, и мысли, сделав круг, возвращались к роковым словам: « …я не доверяю Юранду и Кастору, я и тебе не доверяю… » Пустошь и тьма, этот оборотень был копией Дзотто не только внешне! Казалось, с души Андзолетто сняли уродливый слепок, но и в этом уродстве узнавались знакомые черты. Это было необъяснимо и потому страшно.
        Доменик не знал, сколько ещё просидел без движения. Луна меркла на выцветающем небосводе. Утренний свет сочился через сплетение густых ветвей, как сквозь кисею занавески. Лес прощался с дрёмой, оживал, наполняясь суматошными вскриками первых птиц. К переживаниям арнийца понемногу начали примешиваться ощущения совсем иного, гораздо более прозаичного свойства. Во-первых, очень хотелось есть, а во-вторых, сиденье на раскисшей земле дало-таки свой печальный результат, пробудив в душе воспоминания очень раннего детства.
        Он встал, брезгливо счистил приставшие к штанам комья грязи, кое-как стряхнул с себя перья и опилки. Вымоченное, извалянное в разной дряни джорне вдобавок пестрело налипшими перьями! Пустошь и вурдалаки, зачем его обсыпали этой трухой?! Проклятый оборотень! Все тело ломило, голова слегка плыла. Незнакомый лес недружелюбно стряхивал на арнийца дождевые капли, древние утоли, как близнецы-сёстры походили одна на другую. Оглядевшись, Доменик понял, что его ночные мытарства на сегодня не закончены.
        Ни тропинок, ни полян. Вокруг не было ничего, что могло бы послужить ему хоть каким-то ориентиром. Он прислушался, надеясь, что ветер донесёт шум реки или зовущие его голоса, но тщетно. В какой стороне остался шатер, Доменик не представлял: доверившись оборотню, он следовал за ним, не утруждаясь наблюдением за дорогой. Проклятье! Непонятно, неужели эта комедия с беготней по лесу была устроена только для того, чтобы увести его от остальных? Зачем? И почему, если оборотня интересовало место тайника с письмом-маршрутом, он не попытался применить колдовство: заворожить и выпытать необходимое – как рассказывалось в легендах, а сперва пустился на хитрость, а затем незатейливо, с усердием уличного драчуна дубасил Доменика собственным телом? И где в конце концов настоящий Дзотто?
        Ответов на эти вопросы тоже не было.