Утерянная сказка
(последняя сказка для взрослых, ещё не переставших считать себя детьми)

ЧАСТЬ I

Тарк.


 
Глава 9
В которой Дея едва не становится добычей

       В низине, куда они почти сбежали крутой, красновато-коричневой глинистой тропкой, было заметно прохладней. По склону из травы выпирал белый камень, навевая ощущение погребённых под землёй древних развалин. Огромные лопухи, устремляя вверх мощные стебли, как колонны, стояли по обе стороны каменистой тропы, стелящейся по дну лощины.
       Разговор, прервавшись после обсуждения легенды, больше не возобновлялся. Дея осторожно вышагивала среди тёмно-зелёных грубых листьев, стараясь не подхватить на праздничное платье колючего репья. Юранд молча, словно бы задумавшись, шёл за ней. Он двигался совершенно бесшумно, так, как могут, наверно, ходить лишь звери или охотники. Дея, как ни прислушивалась, а не различала за собой ни единого шороха. Иногда она оборачивалась, чтобы убедиться, что таркиец по-прежнему идёт следом, и тогда невольно ловила взглядом его необъяснимую молчаливую улыбку. Очень схожую с той, что она заметила на его губах, когда они только-только вылезли из околопустошного оврага и познакомились. Тревожащая, вкрадчиво-ласковая – она и теперь смущала Дею, заставляя её идти быстрее и зорче смотреть по сторонам.
       Вокруг было поразительно тихо. И как-то сумрачно. Мягкое июньское солнце будто осталось на верху косогора, а в поросшей бурьяном ложбине сгустились тени. Чем дальше они шли, тем гуще и выше становились лопухи. Тропа выглядела подозрительно нехоженой.
       Дея вдруг осознала, что волнуется. Вернее, тревога ощущалось ею с тех пор, как они только покинули стены замка, но тогда, увлечённая рассказом, она не обратила на неё внимания. Однако сейчас собственное решение уйти с таркийским юношей, о котором даже друзья отзывались как-то сомнительно, показалось ей ужасно опрометчивым. Даже «напутствие» Дзотто об амурных вояжах – из неудачной и неприличной шутки неожиданно превратилось в серьёзное предостережение.
       В голове Деи чёрными осами зароились тревожные мысли. Она подумала, что таркийский охотник словно околдовал её подаренным цветком и складной речью. Что он увёл её за собой так же легко, как леший, прикидываясь то грибочком, то цветочком, сладко аукая, зазывает в чащу детей. И что, наконец, она ничего не знает о порядках Тарка и понятия не имеет, как может расценить таркиец её согласие пойти с ним… То, что вчера, при встрече в лесу, он вёл себя достаточно скромно, ещё ничего не значит. Вчера и она вела себя по-другому и не давала никакого повода. А сегодня? Сегодня она сама, сама отправилась гулять с парнем-таркийцем, которого видела второй раз в жизни! Чего же спрашивать с него? О Небеса! Может, та девушка , на которой так и не захотел жениться Дзотто, тоже была слишком доверчива и точно так же, как она сейчас, пошла как-то с Андзолетто погулять… Может, это и имела в виду Марселла, предупреждая её о «неосторожном поведении»? О! А Доменик ещё спит, Дзотто… – всё равно, что спит, а больше никто, вообще никто понятия не имеет, куда и с кем она пошла!
       Стараясь отогнать недобрые мысли, Дея обернулась и тут же перехватила на себе пристальный, изучающий взгляд Юранда. От него стало совсем не по себе. Смутное, нехорошее чувство обострилось. Дея подыскивала слова, чтобы оборвать тревожное для неё молчание каким нибудь весёлым беззаботным замечанием, но вместо этого тихо проговорила:
       - Какая заброшенная дорога. Не похоже, чтоб ею часто ходили.
       Юранд на это только усмехнулся:
       - А кому тут ходить-то? На несколько десятков гаров ни одного жилья. Сколько ни бродил здесь, ни разу не встречал ни души… - его усмешка стала очевидней и как будто бесшабашней. - Таркийская глушь – буйство природы и необузданных нравов… Так ведь, кажется, говорят у вас в Деворе?
       Очень мило. Дея не ответила, а отвернувшись, пошла быстрее. Сердце её дрогнуло.
       «А ты чего ждала? - словно сказало оно ей, и шальная мысль про ту девушку переросла почти в уверенность, что именно так всё с той и происходило. - Никто тебя не неволил, - стучало у Деи в голове, - ты сама согласилась. Вот знай теперь, что Тарк – не парк для прогулок, где безмозглая деворская барышня может ничего не опасаться.».
       Как во сне пройдя несколько шагов, Дея спросила:
       - Далеко ещё?
       - Нет. Вон уже видны камни грота, - голос Юранда прозвучал совершенно мирно, но уже не мог успокоить Дею. Робкое сердце окончательно сбилось с привычного ритма и начало то замирать, словно проваливаться куда-то, то часто трепыхаться, как полощущийся на ветру флажок. Когда они достигли грота, настроение у Деи было такое, что хуже некуда. Она то досадовала на свою самонадеянность и жалела, что не прислушивалась к советам Марселлы, то сердилась на своё малодушие и пыталась уверить себя, что ничего страшного не происходит. Эти уверенья выглядели довольно жалко и заключались в основном в том, что она твердила себе: Юранд – друг Дзотто и никак, никак не может её обидеть. Пускай он… даже легкомысленный, но уж никак, никак не опасный. Никак. Неуклюжее смешное слово засело в голове, как заноза, и Дея повторяла его не переставая, пока не остановилась перед полукруглой аркой входа в небольшой полутёмный грот. Тут неуклюжее слово вылетело из головы, а с ним последняя уверенность оставила Дею. Собственные колени стали словно из киселя.
       Изумительной красоты грот тёплого, нежно-розового камня был весь увит резьбой молодого, молочно-зелёного винограда. Даже специально было бы трудно подобрать сочетание более живописное и гармоничное, чем то, что создала таркийская природа. Ветер шевелил ажурные листья, и от этого солнечные пятна прыгали в зелени, как живые. Сиреневые тени холодными язычками лежали на камнях, синеватыми всплесками крапили изнанку листьев. Ничего зловещего или страшного не было в этой самородной беседке, если…
       Если не принимать во внимание то, что она была словно специально создана для того, чтобы разные коварные ветреные особы назначали в ней свидания особам доверчивым и глупым.
       Дея на секунду заколебалась на пороге, а потом, понимая, что прийти – и не войти – чересчур уж по-детски, заставила себя сделать шаг под низкие своды.
       Там было полутемно, но не холодно, как ей думалось. В глаза сперва бросилась уютная скамейка с гнутым чугунным литьём, а затем у дальней стены она разглядела окружённое изящной кладкой овальное углубление бассейна. Опередив Юранда, она первая приблизилась к углублению, и её смятение едва не переросло в панику: никакой воды там и в помине не было!!! Перед ней была просто страшная яма, выдолбленная в прочной каменной породе и предназначенная непонятно для каких целей. Стенки её круто уходили вниз арра на три, а воды не только не было видно, но даже камни на дне выглядели совершенно сухими. Дея обмерла. Не зная, что и подумать, она вздрогнула от раздавшегося позади звука и, оглянувшись, увидела застывшего под аркой входа Юранда. Стараясь держаться уверенно, спросила голосом испуганным и жалким, как у обманутого ребёнка:
       - Источник – это что, тоже легенда или… это вы так шутите?
       - Почему шучу? - не понял он, но, взглянув на неё внимательней, протянул, - э… да ты, я вижу, испугалась? - и сделал шаг по направлению к Дее, отчего она с таким проворством отскочила в сторону, что и без слов стало понятно, что она испугалась и даже очень.
       Юранд замер на месте, обезоруживая её удивлённо-нежной улыбкой:
        -  Ты что, Дея?
       Она молчала, глядя исподлобья и не зная, что сказать. В голове образовалась совершенная путаница, а прямо спросить, мол, зачем это мы сюда пришли? – не решалась.
       Но тут, к её облегчению, всё разрешилось само собой: взгляд таркийца упал на ряд камней, окружавших подозрительную яму, и его лицо мгновенно отразило крайнее недоумение.
       - Вот те раз… - поражённо пробормотал он, приблизился к яме, заглянул вниз, а потом, обогнув её, зашарил рукой по неровной стене грота прямо над кольцевой кладкой огражденья.
       - О Небеса! Совершенно сухо. Даже на камнях – никакой влаги. Это что-то небывалое…
       С перепугу ещё плохо соображая, Дея пригляделась к тому месту, где он ощупывал стену, и заметила неширокое отверстие, из которого был спущен изогнутый металлический желобок, по-видимому, призванный облегчать набор воды… Значит, вода всё же когда-то была. Значит, это всё же бассейн, а не вход в «подземное царство», где этот милый трубадур прячет «жертв своего обаяния».
       Да, у страха глаза велики. Тревога Деи медленно уступала место чувству стыда. Она видела, что таркиец и сам выглядит теперь если не испуганным, то заметно обескураженным.
       - Странно… Здесь всегда была вода, даже в самую сильную засуху. Бассейн наполнялся из родника, который бил со дна, и в него же собиралась вода, вытекающая из стены. - Юранд перестал ощупывать стену грота и, присев у края естественного колодца, свесился внутрь, осматривая уходящие вниз стенки. Когда он вновь взглянул на неё, растрёпанный и озадаченный, Дея виновато улыбнулась, словно извиняясь за свои подозрения.
       - Ну, что там?
       - Ничего, - он пожал плечами. - Скважина в стене – сухая. А тот ключ, что бил со дна бассейна… не знаю даже, как сказать… Иссяк? Пересох? Ну не завален же он! Хотя… - он продолжил всматриваться, - кажется, на дне есть несколько камней, которых раньше, по-моему, не было. Может, спуститься и взглянуть?
       Теперь плечами пожала Дея, а Юранд скинул стесняющее движения фарсетто и, ободряюще кивнув ей, начал осторожно слезать вниз, цепляясь за выступы камней.
       - Родник завален, но не плотно – это не может быть причиной, - проговорил он минуту спустя. Со дна колодца его голос звучал гулко, как из трубы. - Скорее всего, источник не завалило, а наоборот: ночью случилось небольшое землетрясение, дно дало трещину, и вода пошла по новой жиле. Жаль. Не удалось угостить тебя.
       - А если поискать где-нибудь в округе? - Дея, присев на краю бассейна, тоже оглядела его сухие шероховатые стенки и небольшое нагромождение камней на дне. - Эта новая жила должна же куда-то вывести? Вдруг источник пробьётся в новом месте?
       - Не факт. И, вообще, неизвестно: верна ли моя догадка… но как раз это можно проверить. Ты знаешь, что… ты отойди на всякий случай немного подальше, мало ли что, а я отвалю несколько камней и посмотрю, что там.
       Дея послушно отступила от края и, вытянув шею, заглядывала за каменную окантовку бассейна. Она видела, как Юранд быстро, но осторожно отваливает в сторону камни. Острые лопатки ходили под тонкой тканью рубашки, а светлые пряди закрывали лицо. Наконец, на дне остался последний, самый большой камень. Юранд уперся в него руками, покачнул, и тот, неохотно уступив его усилиям, поддался и откатился в сторону. Под ним открылась не трещина, а …воронкообразное тёмное отверстие. Дея, забывшись, сделала шаг и, привстав на цыпочки, тоже старалась разглядеть, что делается внутри. В глубине чёрной дыры под камнем мерцало что-то ярко-алое, и слышалось странное, необъяснимое шуршание.
       «Огонь? Лава?» - пронеслась у неё в голове совершенно безумная мысль, а в ушах тут же зашумело, как при приближении обморока.
       Юранд же удивленно ахнул и, отпрянув от дыры, схват       ился за валун, который только что с таким трудом отвалил. Дее показалось, что прошло не более секунды, а камень уже лежал на прежнем месте, но и этого мгновения было достаточно для того, чтобы из темноты вырвалась раскалённая искра и коснулась ноги молодого человека.
       Дёрнувшись от её обжигающего прикосновения, Юранд вскинул вверх лицо и, встретившись очумелым взглядом с глазами Деи, крикнул:
       - Беги, беги отсюда! - после чего начал стремительно карабкаться наверх.
       Ничего не понимая, Дея попятилась, выбралась из грота и, неловко спотыкаясь о стебли и листья лопуха, остановилась. Ноги, словно налитые свинцом, отказывались слушаться, а встревоженный взгляд возвращался в полутемноту грота, ещё скрывающую Юранда. Но вот его руки, наконец, уцепились за каменную кайму, он выскочил из колодца, и неся что-то алое на завёрнутой штанине, не подбирая брошенного фарсетто, со всех ног бросился к ней,.
       - Скорее! Скорее!!! - он схватил её за руку и, ничего не объясняя, потащил прочь от грота.
       Путаясь ногами в подоле платья, Дея едва поспевала за бегущим парнем. В ушах нарастал гул, в голове творилась полная неразбериха. Дея задыхалась. В боку сильно кололо. Листья лопухов больно хлестали её по лицу, репьи вцеплялись в волосы, а Юранд, точно ополоумев, нещадно тащил её за собой словно собачонку, едва не выдергивая из плеча руку! Она даже не могла чувствовать страха к тому неведомому, что осталось за спиной! Во всём её существе была только боль, желание упасть, непонимание, что происходит, и досада на сумасбродного таркийца!
       На секунду они задержались в том месте, где тропа, приведшая их к гроту, взбиралась на косогор. Здесь Юранд впервые оглянулся, чтобы посмотреть на неё, и она в свою очередь глянула в его лицо. В нём не было ни кровинки, в то время, как Дея чувствовала, что её лицо и шея пылают от прихлынувшей крови. Осмыслить это противоречие было некогда, но от смеси усталости, возмущения и собственной слабости Дее хотелось сердито крикнуть: «Почему?! Почему мы несемся сломя голову и рискуя переломать ноги?!» Но в горле стоял ком, кровь больно бухала прямо в шее. Она закашлялась, подавившись собственными словами, а он, не дав ей опомниться, вновь дёрнул за собой. Но не вверх. Вскарабкаться по крутому склону у неё просто не хватило бы сил, и Юранд понял это. Он бросился дальше по дну ложбины, по неровной, ухабистой тропе, сквозь бурьян из крапивы, лопуха и полыни.
       На этот раз пробежали не долго. Дея почувствовала, что силы окончательно оставили ее, а в глазах поплыли чёрные точки. Она споткнулась и, уже не держась на ногах, упала на колени, ткнувшись лбом ему под рёбра… Сквозь тяжёлые, закладывающие уши ритмичные удары до её слуха донеслось короткое неразборчивое ругательство и что-то ледяное, очень приятное опустилось на лоб…
       - …Дея… Дея… - холодное и приятное тормошило её за щёку. Она раскрыла глаза и сперва увидела, очень-очень близко от себя лицо Юранда, а потом поняла, что приятное и ледяное – это его ладонь. Она сидела на земле, привалившись не к чему-нибудь, а к его груди, а её голова лежала у него на плече… Видела бы это Марселла…
       О Небеса! Дея испуганно шире раскрыла глаза. При чём здесь Марселла? Почему они сидят? Они бежали! От кого они бежали? Что случилось? Мысли вихрем ворвались в голову вместе с солнечным светом, пробившимся сквозь сочную гущу бурьяна и больно резанувшим по распахнутым глазам.
       - Тебе лучше? - голос Юранда был взволнованным, но строгим, почти жёстким. Он слегка отстранился, продолжая, однако, крепко придерживать её за локти и внимательней заглянул ей в глаза. Его лицо так разительно отличалось от уже знакомой ей беспечно-улыбчивой физиономии «ветреного и легкомысленного трубадура», что Дее показалось что с ней говорит совсем другой человек: гораздо взрослее и суровее – ну совсем как Доменик. Эта перемена была так разительна, что Дея окончательно растерялась.
       - Лучше, - испуганно пискнула она. - А что случилось? Что там, в гроте?
       Он не ответил, а, поднявшись, тревожно осмотрелся и помог подняться ей. Потом отчеканил сухой, рубленой скороговоркой:
       - После объясню. Нужно поскорее уйти отсюда. Пока… пока я ещё могу идти.
       От такого заявления, Дея просто потеряла дар речи! Пока он может идти? Он, что – с ума сошёл?! Или, в конце концов, это она сама уже сошла здесь с ума! Что происходит? И что ж там такое красное , в этом злосчастном гроте?!
       Ответ пришёл неожиданно и оказался таким впечатляющим, что начисто смёл все мысли и чувства из головы Деи.
       Все, кроме страха.
       Откуда-то из груды камней грота, ещё хорошо различимого среди зарослей, взметнулся алый столб не то пламени, не то дыма и, поднявшись на высоту, рассыпался на алые искры. До слуха Деи донеслось непонятное низкое, бас о вое гудение, а рука Юранда требовательно дёрнула её с места. Повиноваться она не успела. Совсем рядом от них, аррах в пяти от того места, где они стояли, из расщелины в каменистом склоне оврага, вверх вырвался ещё один светящийся алый смерч. Этот смерч поднялся так близко, что Дея ясно видела, что он не из пламени, и не из дыма – это был огромный рой насекомых…
       Бабочек. Рой алых светящихся бабочек, каждая из которых сравнима по величине с ладонью.
       Оставив попытку бежать, Юранд обхватил плечи Деи и, надавив, мягко уронил её в зелёную гущу бурьяна. Растянувшись плашмя рядом, шепнул прямо в ухо:
       -   Не шевелись. Насекомые ядовиты.
       О, Небеса! Охоты шевелиться не было. Листья лопухов плавно качались у Деи над головой, а сквозь их узор просматривалось небо, в сочную синь которого тугой спиралью вкручивался живой, пламенеющий всеми оттенками красного, смерч. Через мгновенье он на глазах рассыпался на множество алых искр, точно так же, как тот, что вырвался из камней грота. Теперь весь клочок неба, доступный для обозрения, был иссечён зигзагами мечущихся насекомых и казался не голубым, а пунцовым, воздух заколыхался от оглушительного шуршанья их крыльев. Некоторые бабочки проносились совсем низко, едва не задевая крыльями седые макушки лопухов, другие сбивались в кучи и огромными огненными шарами клубились в высоте. Зрелище завораживало: было фантастически красиво и пугающе одновременно…
       Сколь долго длился этот необыкновенный танец, Дея не знала. Время ещё с момента их с Юрандом бегства из грота утратило для неё свой привычный, размеренный ход. Одно короткое мгновенье то спрессовывало в себе кучу событий, то растягивалось в томительном напряжении. Дея лежала, приникнув к прохладной, пахнувшей крапивой и прошлогодним сухостоем земле, боясь дышать, боясь смотреть и боясь не смотреть.
       Но минуты бежали одна за одной и, как ни была Дея напугана, а не могла не заметить, что бабочек стало как будто меньше. Небо прояснялось, приобретая свойственный ему оттенок, а весь рой сносило ветром куда-то в сторону грота. Одновременно с этим утешительным наблюдением к Дее постепенно возвращались все прочие, вытесненные страхом, чувства.
       У неё огнём горела обожжённая крапивой вся левая половина лица. Глаза сфокусировались на паре улиток, мирно ползущих по качающемуся у неё над головой лопуху, а на плече она ощутила прижимающую её к земле руку Юранда. Как раз в этот момент нажим ослаб, и Дея слегка пошевелилась, чтобы взглянуть на таркийца. Юранд привставал. Медленно и осторожно, как молодой подсолнух, вытягивал шею над зарослями, пытаясь рассмотреть, что делается вдали. То, что бабочки ещё не окончательно улетели, понимала даже Дея: в воздухе висел сухой шелест крыльев и тягуче плыл над землёй тяжёлый низкий гул.
       Гул. Дея только сейчас осознала, что бас о вый гул издавали не крылья бабочек. С низким гудением вырвался из грота на свободу второй рой… Кого или чего? Неужели не бабочек? Ос? Шмелей? Но время для ответов ещё явно не настало. События вновь стали сменяться с невероятной быстротой.
       - Гром Небесный! - сквозь зубы процедил Юранд и через голову потащил с себя рубаху. Дея изумлённо охнула, а он, резко повернувшись, подхватил её и так же скоро и ловко, как прежде опрокинул, теперь поставил на ноги.
       «По реке бурьяна, заполнившего всю ложбину, будто катились беспокойные волны с пенными красными гребнями» – именно так потом описывала Дея всё увиденное Марселле. Сейчас, когда вслед за Юрандом она выглянула из лопухов, у неё в который раз за это утро подкосились ноги.
       Рой бабочек по-прежнему клубился в высоте, а другой рой – каких-то красных тяжёлых жуков, издающих то самое низкое гудение, разбившись на отдельные, бурлящие сгустки, атаковал заросли, в которых прятались Юранд и Дея. Алый клин, словно подчиняясь какому-то ритуалу, мощно врез а лся в поросль лопухов и крапивы, заставляя их гнуться и колыхаться, как при сильном ветре, потом на несколько секунд взмывал вверх, и падал вновь, разгоняя вокруг себя зыбкую малахитовую волну.
       Глядя на её приближение, Дея с трудом понимала, чего хочет от неё Юранд, несмотря на то, что говорил он чётко и ясно. До её сознания никак не доходило, что таркиец велит ей убегать одной…
       -Дея! Очнись же, Дея! - он с силой встряхнул её, заставляя взглянуть ему в глаза. Лицо его было совершенно белым, а обнаженное худое тело блестело от пота. В одной руке была зажата снятая рубаха. - Я останусь здесь и отвлеку их, а ты побежишь дальше сама. Сейчас. Сейчас же !
       - А вы?!
       Он крутанул её и, указывая рукой куда-то вдоль ложбины:
       - Видишь, где цветёт розовый шиповник? Там за ним поперечный овраг – старое русло реки. Очень глубокое, - Юранд вдруг пошатнулся, словно угодил ногой в рытвину и ухватился за её руку, выравниваясь, - спустишься на его дно и будешь сидеть там долго-долго, - он с силой подтолкнул её в спину.
       - А ты?!
       - Я приду позже. Всё, бегом и не останавливаться!
       Дея не шевельнулась. Она понимала, что нет ничего хуже, чем вот так столбом торчать рядом с ним, тупо глядя на подкатывающие страшные «волны», и всё равно не могла сдвинуться с места. Но остаться без него было ещё страшнее.
       - Марш отсюда! - неожиданно рявкнул Юранд. Она, вздрогнув, вышла из ступора, сорвалась с места и бросилась в указанную сторону. Листья и стебли замелькали у неё перед глазами, в боку опять закололо.
       «Это Тарк. Вот он какой, - в размер шагам бешено стучало у неё в голове. - Он не чудесный и не сказочный, он – ужасный. В нём невозможно жить». Когда до шиповника осталось всего несколько шагов, Дея не выдержала, остановилась и оглянулась.
       Красный рой ерошил заросли бурьяна уже подле Юранда. Ещё один взлёт, и весь сгусток насекомых должен был разбиться о его грудь. Ещё одно мгновенье и… в тот самый миг, когда жуки поднялись в воздух для очередного броска, Юранд выбросил им навстречу свою скомканную рубашку.
       Она промелькнула коротким белым всполохом, а потом замедлила полёт, расправилась, взмахнула широкими рукавами точно крыльями, и, облепленная жуками, пылающей кометой стремительно опала в частокол бурьяна. Огненным вихрем метнулся туда же весь рой бабочек, что клокотал в вышине…
       От ужаса у Деи зашевелились волосы. Она смотрела то на «костёр», в который превратилась рубашка, то на Юранда, который, присев, притаился в бурьяне, выжидая чего-то. Она ждала, что он вот-вот вскочит и побежит, но секунды летели, а он не двигался с места.
       И Дея вдруг поняла, что он её обманул.
       Он вовсе не собирался убегать. Она отчетливо поняла это, когда Юранд, привстав на одно колено, выглянул из лопухов, вероятно, для того, чтобы убедиться, что она успела добежать до оврага и – встретился взглядом с её глазами… Лицо таркийца изобразило ужас. Он как-то беспомощно дёрнулся, пытаясь приподняться, но нога подвернулась под ним, он вновь осел в лопуховую чащу, а на Дею снизошло новое убийственное откровение: Юранд просто не мог убежать.
       В её голове, наконец, воедино связались – и красная искра, коснувшаяся его ноги, и его слова: « пока я могу идти», и то, что насекомые ядовиты и…
       И понимание того, что бабочки и жуки сейчас покончат с рубашкой, продолжат свой волнообразный ритуал и примутся за него. О Небеса!
       Ни о чём не раздумывая, не глядя на спасительный шиповник, до которого было рукой подать, Дея повернула обратно.
       - Я все равно не пойду без тебя! - с домениковской твёрдостью выпалила она в его возмущенно оторопевшее лицо и стараясь опередить все возражения, сама дёрнула его за руку. - Быстрее!
       Нога его не слушалась совсем – это Дея поняла по тому с какой тяжестью он опёрся на её плечо, когда убедился, что их дальнейшие препирательства бесполезны и опасны. Хорошо ещё, что в сравнении даже с её скромным ростом, он оказался относительно невысок и лёгок, иначе того времени, что им было отпущено, чтобы доковылять до края оврага, точно бы не хватило. Они повалились в колючий кустарник в тот самый миг, когда жуки и бабочки, расправившись с «добычей», с беспокойным жужжаньем снова взметнулись в воздух.
       Фейерверк раскалённых искр – последнее, что успела заметить Дея перед тем, как кувыркаясь и корябаясь о колючие ветки, скатилась по крутому откосу вслед за Юрандом. Очутившись рядом на дне, они притихли, прижавшись друг к другу и вжавшись в неровный, взрытый ими самими склон.
       Долго молчали, тревожно прислушиваясь. Сверху не доносилось ни звука, ни движения. Лишь изредка на них медленно опускались ароматные лепестки потревоженных цветов, да зубы Юранда время то времени выбивали непроизвольную дробь. Дея видела, что ему совсем худо. Тонкое, по-юношески худое лицо, теперь ещё сильней заострилось. Царапины от колючек шиповника красными нитками покрывали его нос и впалые щеки. Белокурые пряди спутавшихся волос липли на высокий лоб, а глаза в окружении залегших теней казались огромными.
       Минуты текли, но никаких насекомых не появлялось.
       - Может, они улетели? - шепотом предположила Дея, плечом чувствуя, что уже не только зубы, но и всё прохладное, влажное тело юноши сотрясается в лихорадочной дрожи.
       - Нет. Подождем ещё, - одними губами ответил он, вскинув взгляд на нависающий над ними высокий овражный край, и улыбнулся немного тусклой улыбкой:
       -  Ты м-молодец, а я болван… п-просто редкий идиот…
       Пока Дея гадала, к чему отнести это великолепное признание, таркиец отбил зубами новую лихую дробь и продолжил:
       - Я не должен был звать тебя гулять и, тем более, не должен был отваливать камень, поняв, что с источником что-то не так … То, что я не ожидал столкнуться в Тарке с этими существами – меня ничуть не оправдывает. Я…
       - Эти насекомые… разве, - Дея перебила, не сдержав удивления, - разве они не таркийские?
       Юранд нахмурил лоб:
       - В том-то и дело, что нет. Это арнийские бабочки с северных отрогов пустошных гор. Совершенно не понимаю, как они могли оказаться в камнях источника? Они называются Красными Арахниями или ещё их зовут … - он вновь, как настоящий вурдалак, громко клацнул зубами, и с минуту молчал пытаясь унять дрожь. Его тело из-за своей бледности выглядело каким-то прозрачным, что добавляло ему сходства с упомянутой нежитью. По укушенной ноге, ниже закатанной штанины, в голубоватой белизне расплывались подозрительные сине-чёрные пятна. Вид их был совершенно ужасен. Дея боялась, что таркиец потеряет сознание, и тогда… Она понятия не имела, что делать тогда.
       -  Поцелуй вурдалака.
       - Ч-то? - невольно вздрогнула Дея.
       - Бабочек в народе ещё называют – «поцелуй вурдалака», - совладав с дрожью, пояснил Юранд. - За эти вот чёрные отметины.
       -  Но… тебя, кажется, укусил жук?
       - Жук – это та же бабочка, только самец. При укусе он впрыскивает парализующий яд, а сам умирает. Если жертва – человек, то пять-семь укусов, и человек полностью парализован. Всё видит, всё слышит, всё понимает. И ничего не может поделать.
       - А если укус один?
       - Тогда смотря куда, - таркиец вновь слабо улыбнулся. - В ногу не страшно. Через пару часов волдыри спадут, через сутки вернётся способность двигаться.
       - А если больше? Ну, больше укусов, чем пять-семь?
       - Если больше… Десять-пятнадцать укусов – паралич мозга и остановка сердца… но это, пожалуй, даже лучше, чем пять-семь. Потому, что, как только жертва обездвижена, к ней устремляются бабочки-самки и съедают её.
       - Что делают?
       - Съедают, - спокойно повторил Юранд. - Разве ты не знала, насекомые часто съедают жертву? И осы, и муравьи… а Красные Арахнии делают это значительно быстрее. Несколько минут и – от человека остаётся только скелет.
       Дея потрясённо молчала, а Юранд нашёл её руку и легонько сжал пальцы в своей холодной ладони:
       - Ты спасла меня… маленькая Дея из Девора. Спасибо, - он помедлил мгновенье, а потом добавил голосом, в котором угадывалась скрытая досада, - но, если честно, поступила ты просто глупо. Ты не должна была возвращаться за мной… Мы могли погибнуть оба.
       Дея вздохнула. Наверно, он был прав. Но нельзя же было даже не попытаться ему помочь?!
       - Нас спасла твоя рубашка, - попыталась возразить она, но Юранд решительно мотнул головой:
       - Нет. Нам просто повезло. Повезло, что бабочки поймались на трюк с рубашкой и не накинулись на нас раньше, чем успели с ней покончить.
       - Ты что, не был уверен?
       - Конечно, не был, - он стиснул зубы так, что на впалых щеках обозначились желваки, - я вообще не был уверен, что они обратят внимания на рубашку, если рядом есть я. Надеялся, конечно, что им, как всем насекомым, нравится белое. Что оно привлечёт внимание…
       Дея взглянула на своё густо-пурпурное платье, заляпанное грязью и усеянное колючками:
       - А меня они видели?
       Юранд слабо пожал плечом:
       - Не знаю. Вообще-то Арахнии узнают друг друга по светящейся пыльце, а не по красному цвету. Красное они различают плохо. Охотники даже говорят, что для того, чтобы уничтожить гнездо этих тварей, лучше одеваться в красное. Этот цвет сбивает их с толку. Но если косяк насекомых врежется в человека, то… не спасёт ничто.
       - А… этот косяк, - Дея с одной стороны успокоенная, тем, что опасность миновала, а с другой, сильно разволнованная обрушившимися на неё сведениями, не могла справиться с любопытством, - этот косяк… он что делал? Он будто прочёсывал лопухи? Жуки искали нас, да?
       - Искали, - вяло кивнул Юранд. Дрожь его будто улеглась, зато говорить он стал короткими, отрывистыми фразами, но Дея, всё равно, слушала его словно заворожённая. - Мы потревожили их гнездо. Стражи подняли тревогу. Рой вылетел на охоту. У жуков так устроены крылья, что они летают скачками. Вертикально вверх. А затем: вниз и лишь тогда – вперёд. Просто лететь по прямой они не могут. Из-за этих скачков самцы плохо находят след добычи. Кидаются на близкий и активно движущийся предмет. Если замереть на месте, могут пролететь близко и ничего не обнаружить. Но они очень настойчивы. Будут прочёсывать местность, пока не наткнутся на искомое…
       - А сюда они не залетят?
       - Не должны. Они не любят спускаться сильно вниз, а здесь глубоко.
       Дея посмотрела вверх на далёкую кромку обрыва, где топорщились ветки шиповника, на безмятежное небо и вернула успокоенный взгляд к Юранду:
       - Откуда ты всё это знаешь?
       Он улыбнулся уголком губ:
       - Я же охотник, к тому же таркиец, - он сухо сглотнул, утомлённо опустил веки на глаза и надолго замолчал.
       Дея тоже замолчала. Она слегка передвинулась, чтобы ему было удобнее сидеть и, пользуясь тем, что её не видят, принялась разглядывать его лицо, попутно удивляясь весьма странным мыслям, полезшим ей в голову.
       Сначала она вспомнила, что как-то незаметно для себя стала говорить таркийцу «ты» и задумалась – нужно ли снова переходить на «вы» или после всего, что с ними случилось, это уже не обязательно? Потом подумала: а сколько ему всё же лет – восемнадцать, как она считала сначала, или больше?
       А потом поняла, что он красив.
       Причём поняла это ясно и так обострённо, словно Марселла не твердила ей об этом только сегодня утром …
       Эта мысль буквально ошеломила Дею. Точно прозрев, она любовалась на пригожего юношу, который был хорош собой несмотря на бледность и усталость, и не понимала, как такое может быть: как вчера она могла не замечать этого? Свежая кожа, тонкие черты, чёткий печальный абрис полуоткрытых губ и тёмные ресницы, сложенными крыльями лежащие на отчётливо обозначенных скулах. Смущённая, озадаченная столь невероятным открытием, и в тревоге прислушиваясь к себе на предмет каких-нибудь, столь же внезапных озарений, Дея окинула фигуру таркийца по-новому любопытным взглядом.
       Он был худ. Худ той худобой, которая часто свойственна очень молодым людям. Тонок в стане и, не слишком широк в плечах. Но и не узок. И в его груди, и в руках угадывалась уже знакомая ей литая твёрдость мускулов – жилистая молодая сила, накопленная годами натягивания тугого таркийского лука. В нём не было мощи, но не было и изнеженности; и кроме того, в нём было то, что неожиданно взволновало Дею – это было мужское тело… Она первый раз в жизни смотрела на почти обнажённого мужчину, но точно также, как с его красотой, факт его наготы до конца осознала только сейчас, и с изумлением поймала себя на том, что улыбается. Сердце зачастило.
       Несвойственные ей мысли; странные, незнакомые чувства, проснувшись, бродили в ней, как молодое вино, и Дея понятия не имела, как надо к ним относиться. Подумала только, что именно это Марселла наверно имела в виду, когда говорила, что Дея видит, но не понимает разницы между мужчиной и женщиной? О, да! Наверно, именно это. И прежде она действительно не понимала. А теперь? Её взгляд вновь медленно, словно ощупью, вернулся к его лицу. Но оно показалось ей что-то чересчур бледным: брови и ресницы угольными полосами рисовались на белой коже и казались чем-то чужеродным.
       Дея вдруг опомнилась. Стыд накатил на неё волной, заставив на мгновенье зажмуриться. Какой ужас! Что с ней?! Человеку плохо, а ей в голову приходят подобные мысли! Как она вообще могла думать такое?! Краснея за своё любопытство и сердясь на собственную нечуткость, она робко коснулась его голого плеча:
       -  Юранд. Юранд, …ты спишь? Тебе больно?
       Он шевельнулся:
       - Нет, не больно. Немного холодно, и в сон клонит. Посидим ещё немного и пойдём.
       Дея послушно откинулась к песчаному скату и стала смотреть на проплывавшие над ней облака, но мысли сами собой возвращались к охотнику. Она подумала: чего бы там Юранд не говорил о том, что она спасла его – это сущая чепуха. Живы они остались только благодаря ему – ловкому, быстрому и решительному таркийцу, который, конечно, не чета оранжерейным деворским кавалерам и способен выжить даже в непредсказуемом, кишащем разными опасностями Тарке!
       - Спасибо.
       - Ммм? - он опять чуть шевельнул головой, но глаз не открыл.
       - Спасибо, - повторила Дея, и в приливе благодарности и ещё чего-то неосознанного, придвинулась и коснулась лёгким поцелуем его перепачканной землёй щеки там, куда обычно целовала Доменика. И только сделав это, поняла, что поступила непростительно глупо.
       Прозрачные глаза распахнулись и уставились на неё с выражением изумления и тревожного недоверия.
       - Я… я… - заливаясь краской, залепетала она, ещё чувствуя на губах приятную прохладу его нежной кожи (совсем не такой, как у всегда немного колючего Доменика), и не зная, чем оправдает свой нелепый поступок. Но охотник опередил её. Вновь сжал в своей руке её безвольные пальцы и произнёс:
       - Тебе не за что благодарить меня, Дея. Пожалуйста, больше не делай этого.
       Дея покраснела ещё сильнее, а он тоже смущённо опустил голову и отстранился. Наверно, удивлялся, какие в Деворе распущенные девицы! Ужасно глупо получилось! И чего, спрашивается, больше не делать ? Не благодарить его? Или… он решил, что она собирается зацеловать его насмерть, как эти Красные Арахнии? Ох.
       - Вот досада – нога, как не своя, - признался в это время Юранд, ощупывая опухшее колено. Он поправил завернувшуюся штанину и тихо хмыкнул.
       - Смотри-ка, какой красавец зацепился, - юноша легонько пихнул смущенную Дею локтем, показывая раскрытую ладонь, на которой тлела красная искра.
       Мёртвый жук. Он был величиной с фалангу пальца и напомнил ей толстую, короткую гусеницу. Жирное тело лоснилось насыщенно-малиновым цветом, а жёсткие, как у майского жука, крылья топорщились и отливали ярко-алым, издавая откуда-то из глубины себя слабое свечение. Мощные челюсти, открывающиеся на четыре стороны, остались плотно сомкнутыми и меж них торчали ворсинки от штанины таркийца.
       Вид жуткого насекомого окончательно вернул Дею к действительности, прогнав из головы пустые, словно навеянные извне мысли. Дея вновь содрогнулась, подумав, какой страшной участи им удалось избежать. Вот только непонятно… Она бросила задумчивый взгляд на растирающего ногу юношу и спросила:
       - Юранд, если ты говоришь, что эти Красные Арахнии живут в Арно, откуда же они взялись в Тарке?

 




Данный текст принадлежит Вастепелев и К* ©.
Бездоговорное использование текста и его частей: воспроизведение, переработка (переделка) и распространение без указания авторства и ссылки на источник, запрещается.