Красное платье девушки смотрелось нелепо на фоне серой
бетонной стены, украшенной сверху разводьями из ржавой колючей проволоки и
спирали Бруно. Однако, дело было не в красоте, а в сути исторического момента –
стена была не просто стеной, а Берлинской стеной. И все вокруг знали, все были
уверены, что пройдет еще несколько дней и Стена перестанет существовать. И всем
хотелось захватить с собой в будущее маленький бумажный кусочек прошлого – свою
фотографию на фоне Стены. Я нажал на кнопку - фотоаппарат щелкнул. Девушка подбежала ко мне и махнула рукой в сторону
Стены, предлагая и мне запечатлеться на фоне бастиона тоталитаризма. Но мне не
нужно было бумажное прошлое. Я вообще не люблю фотографии – глядя на них, мне
всегда становится грустно. Но девушка не сдавалась – она всунула фотоаппарат в
руки одному из тех, кто был в нашей компании, подхватила меня под руку и
потащила к стене. Я не сопротивлялся. Мы обхватили друг-друга за талию,
прижались щекой к щеке, и так нас и сфотографировали. Ритуал закончился, все
получили желанные негативы, и мы отправились дальше – вдоль Стены. Мы шли к
пропускному пункту. Мы все хотели попасть из прошлого в будущее.
А было все это так. События в Восточной Германии, которые
привели в конечном итоге к разрушению Стены, начались внезапно и продолжались
очень недолго – всего-то около недели. Я попал в Восточный Берлин дней за
десять до великого события. Мы с моим
напарником приехали туда в командировку для того, чтобы установить несколько
компьютеров в «Доме Советско-Германской дружбы». Нас поселили в отеле. В весьма
приличном отеле – по Европейским меркам он тянул на четыре звезды. Чтобы
попасть к месту нашей работы, нам нужно было пройти пешком километра два. Не
было смысла ехать на каком-либо транспорте – прямых маршрутов не было – как
минимум две пересадки. Поэтому с утра мы отправлялись вверх по улице, на
которой был расположен отель, сворачивали налево, проходили мимо знаменитого
Фридрихштадтпаласта, пересекали Унтер ден Линден всего в трех-четырех сотнях метров
от Бранденбургских ворот, и пройдя еще с пол километра оказывались на работе.
Там мы просиживали до вечера, часов до шести, и затем, тем же путем двигались
домой – в отель. По пути мы делали остановку – прямо напротив
Фридрихштадтпаласта в узеньком промежутке между домами была устроена кирпичная
будочка с маленьким окошком. Подойдя к окошку, мы произносили магические слова:
“Цвай маль вюрст, цвай маль бир» и протягивали в окошко несколько марок. В
обмен получали по паре чудесных, зажаренных на жаровне сарделек, пару бутылочек
свежего пива и пару кусков такого же свежего белого хлеба. Сардельки были
потрясающе вкусные. А вместе с пивом, да еще после окончания рабочего дня – это
было что-то! Расположившись за одним из столиков, напротив будочки, мы ели сардельки,
запивали их пивом, вслушивались в разговоры окружавших нас немцев, и
чувствовали себя самым лучшим образом.
Закончив с трапезой, мы отправлялись дальше – иногда сразу в
отель, иногда немножко гуляли по окрестностям, но не слишком далеко, чтобы не
заблудиться. Заходили в магазины, которые еще работали в это вечернее время.
Добравшись до отеля, включали телевизор и совершенно неожиданно видели репортаж
CNN с Унтер ден Линден,
где показывали возбужденных демонстрантов с флагами, требующих снести Берлинскую
стену, отменить коммунизм и объявить демократию. Сначала я думал, что все это
подделка – ведь час или два назад мы проходили по Унтер ден Линден и там
никаких демонстрантов не было. Но потом, я понял – все дело в немецком
педантизме. Так же, как и мы, добропорядочные немцы заканчивали работу в шесть
часов вечера. Затем они отправлялись домой, ужинали, немножко отдыхали и только
после этого выходили на демонстрацию. Пошумев и погалдев, помахав флагами, они
мирно расходились по домам. После них даже мусора не оставалось. Это только в
самые последние дни накал страстей достиг своего апогея, но тогда меня в
Берлине уже не было.
Неделя пролетела незаметно. Наша работа была закончена. У
нас остался один день (кажется, это была суббота) и день этот был целиком и
полностью наш. Почти все покупки уже были сделаны и мы с моим напарником решили
посвятить этот последний день туристическим изыскам - просто погулять по
городу. И, конечно мы очень хотели увидеть Берлинскую стену. Кроме того, наши
коллеги из Дома Советско-Германской дружбы по секрету сообщили нам, что немцы,
то ли открыли переход через границу в Западную зону, то ли собираются это
сделать. В общем, светила возможность побывать на Западе – в самой настоящей
«загранице». Так что, с утра пораньше мы отправились в ту сторону, где по нашим
понятиям должна была располагаться Берлинская стена. Предварительно я еще
проконсультировался с портье, который с грехом пополам говорил по-английски.
Его туманные указания еще больше запутали нас, поэтому двигались мы практически
наугад. Проплутав часа два по каким-то улочкам и переулкам, мы в очередной раз
остановились и развернули карту. Мы внимательно изучали карту, когда к нам
приблизилась компания из трех мужчин и женщины. У них в руках тоже была карта и
вид у них был не менее озадаченный, чем у нас. Один из мужчин подошел к нам и
на ломанном немецком что-то спросил. Мы попытались ответить ему тем же. Минуты
две мы старались понять друг друга, но все было бесполезно. Наконец, мой
напарник не выдержал и высказался по-русски в том духе, что де черт-побери, да
что же это за фигня такая, что никто ни хрена никого понять не может. Наш
собеседник неожиданно расплылся в улыбке и на почти чистом русском языке
радостно возопил:
- Так вы русские!
- Да!?
- А мы болгары! Я в Москве пять лет учился. Меня Стефан зовут.
Встретить братьев-славян в чужом городе – это здорово. Мы
действительно обрадовались встрече. Болгары, так же как и мы, были здесь в
командировке. Так же как и мы в последний день пребывания в Берлине они решили
посмотреть Берлинскую стену. И так же, как и мы, они заблудились. И конечно мы
решили искать проклятую стену вместе. Как я уже сказал, болгар было четверо.
Трое мужчин ничем особенным не выделялись, а вот девушка… Она была удивительно
красива. Черные, длинные, спадающие на плечи волосы. Светлая, совсем не
характерная для болгар кожа. И огромные темно-синие глаза. И она была одета в
ярко-красное платье. Девушку звали Светла.
Кроме Стефана никто из болгар не говорил по-русски, но
Стефан с радостью выполнял обязанности переводчика. А Светла говорила
по-английски – и неплохо говорила. Я тоже говорил по-английски. Может быть
поэтому, а может по какой-то другой причине, мы с ней слегка отстали от
остальной компании. Она смело взяла меня под руку, и мы шли, оживленно беседуя,
в то время как остальные набрасывались на несчастных встречных немцев, пытаясь
на смешенном англо-русско-немецко-болгарском языке выяснить, как же попасть к
Берлинской стене.
Общение на чужом языке всегда располагает к открытости. За
пол-часа разговора мы со Светлой узнали друг о друге очень много. Я выяснил,
что ей двадцать шесть лет, что она была за мужем, но сейчас разведена. Детей у
нее нет. Живет она в Софии, работает в институте электромеханики. И еще
много-много чего. Вероятно, я тоже рассказал о себе все, что она хотела знать.
Мы шли рука об руку, я смотрел на нее, и мне было хорошо. Она все крепче
сжимала мою руку и отпустила ее только когда я покупал ей цветы. И она тоже
смотрела на меня своими удивительными темно-синими глазами.
Мы настолько увлеклись друг другом, что не сразу услышали
крики, исходившие от остальной нашей компании – мы отстали метров на тридцать.
Они, наконец, нашли русскоговорящего немца, который сумел объяснить, как найти
Стену. Кроме того, он также рассказал, где находится пропускной пункт, и
сказал, что со вчерашнего дня за кордон пускают всех желающих.
Сначала мы двинулись к стене. У болгар были фотоаппараты и
они желали сфотографироваться на фоне Стены. Стена оказалась недалеко – мы в
общем-то уже проходили мимо, только не поняли, что это была именно та Стена. Мы
сфотографировались. Светла опять взяла меня под руку и мы пошли в направлении
пропускного пункта. Я опять попытался заговорить с ней, но она молчала, как
будто задумавшись о чем-то. Вдруг, перебив меня на середине фразы, она сказала:
- Знаешь, если я туда попаду, то никогда не вернусь обратно.
- Ты это сейчас решила?
- Нет, я когда сюда ехала, уже думала об этом.
- Что ж, наверное, сейчас это будет не сложно.
- Пойдем со мной.
- Конечно. Я тоже хочу побывать там.
- Нет, ты не понял. Давай вместе останемся там.
Я молчал. Я не знал, что ответить. В голову полезли
привычные штампы о провокаторах из КГБ, о камерах пыток на Лубянке, загубленной
карьере и прочем подобном. Советская власть с комсомолом, субботниками,
партийными съездами и всей прочей бижутерией прочно сидела во мне. Я не был ни
коммунистом, ни комсомольцем и не верил ни во что, что так старательно
вдалбливали мне в голову с самого детства. Наоборот - я презирал все это. Но
почему-то я не мог переступить через это. И я молчал. А Светла смотрела на меня
своими широко открытыми глазами и ее рука сжимала мою руку еще крепче, чем прежде.
Мы уже были у самого КПП. Через границу действительно
пропускали всех желающих. Основной наплыв схлынул еще ночью, но и сейчас
движение через границу было оживленное. Шлагбаум был поднят, а пограничники,
оставшиеся без дела, ошарашенно слонялись вокруг.
Под шлагбаумом на асфальте была нарисована жирная белая
черта. И мы подходили к этой черте. Я замедлил шаг, а потом остановился.
Болгары и мой напарник уже перешли на ту сторону и стояли, ожидая нас.
Светла повернулась ко мне. Я скорее прочитал по губам, чем
расслышал ее шепот:
- Пожалуйста, пойдем.
Но я молчал. Я стоял, смотрел на нее и не мог понять, что со
мной происходит. Я тоже хотел туда. И я хотел быть вместе с этой девушкой в
красивом красном платье. Но ноги мои словно приросли к земле, а горло сдавило
спазмом. Я мог только молча покачать головой. Я совсем забыл, что в Болгарии
покачивание головой означает согласие. Но Светла меня поняла. Она отпустила мою
руку и сделала шаг к жирной белой полосе. Потом вдруг остановилась, быстро
вернулась ко мне, встала на цыпочки и прикоснулась своими губами к моим губам.
А потом она перебежала через черту и присоединилась к остальным. Там она снова
– в последний раз – обернулась и махнула мне рукой. И они ушли. А я стоял у
жирной белой черты, разделяющей прошлое и будущее и молча смотрел, как будущее,
одетое в яркое красное платье уходит от меня все дальше и дальше. А потом,
когда оно совсем исчезло из виду, я повернулся и пошел назад – в прошлое.
