Из Миража, из Ничего, Из сумасбродства моего Пусть возникает Новый Мир; И обретает в тот же миг: И Тень, и Свет, и Звук, и Цвет!

      - Вставай!
      - У..у..у..ммм…
      - Поднимайся, тебе говорят!
      - Не мешай, дай сон досмотреть.
      - О, Несравненный рогоносец, просыпайся, отвлекись от своих великолепных снов ради скудной реальности! Солнце уже высоко… О Небеса! Ну сколько же этот парнокопытный может дрыхнуть?
      - Да, ммм, одну секундочку… Мне, кстати, больше нравилось, когда ты говорил «О, Великий и Прекрасный Рогоносец». И… что это ты там бормотал в конце?
      - Не обращай внимания, Великий, такие мелочи недостойны твоего внимания.
      - Нет, все-таки, что ты говорил про порно…
      - Ну… Это… Так обращаются к высокопоставленным особам. Просыпайся, тем более, что жалкий старикашка, похоже, идет сюда. Я слышал, как он чем-то там громыхал в соседней комнате. Проанализировав характер звуков…
      - Про анал... чего?
      - Сделав анализ звуков, я пришел к выводу, что старый хрыч выключил телевизор и заваривает себе чай с волшебными травами. А после этой процедуры на него обычно снисходит вдохновение. Возможно, этот недостойный сейчас опять решит поразвлечь вашу царственную парнокопытность своими нелепыми фокусами.
      - О, да, да, мы давно не смотрели его фокусов… Они, конечно, жалкие и ммм… как ты сказал … недостойны моего цар.. цер.. цесарского внимания, но ведь здесь так скучно…
      - Тогда, если ты поспешишь, о несравненный, и поможешь своему бездарному и беспомощному … коллеге, мы успеем занять места в партере. О Небеса! Нельзя ли поаккуратней!
      Почти тут же скрипнула дверь и в тёмную, порядком пыльную комнату, в которой только что раздавались непонятно кому принадлежащие голоса, проник тусклый луч света. Непонятно кто затаились, а дверь распахнулась шире, и в образовавшемся прямоугольнике света возник высокий старик, одетый в свободную темно-ультрамариновой мантию, с горящей свечой в руке. Он вовсе не выглядел ни жалким, ни дряхлым, как это было обещано одним из голосов. Напротив, и умное морщинистое лицо его, и красивые руки с длинными пальцами – руки мага, излучали спокойствие, силу… и печаль.
      Войдя, чародей огляделся, скорее по привычке или для приведения в порядок собственных рассеянных мыслей. Он не ожидал увидеть никаких изменений в редко посещаемой им зале для колдовства и, устало скользнув взглядом по полкам книжного шкафа, отыскал две пары блестящих глаз, уставившихся на него из темноты. Маг сурово пригрозил им пальцем, и медленно прошествовал к столу. Там он опустился на старинный стул с высокой резной спинкой и жёстким неудобным сиденьем, которое, несомненно, подошло бы больше изящному юноше времён Возрожденья, чем убелённому сединой старцу в длинной мантии, и задумался.
      Да, всё же он был очень стар. Не только телом, которое хоть и казалось ещё сильным и бодрым, но утратило все желания молодости. Он был стар и душой, которая, пропустив сквозь себя всю тщету мирской суеты, ко всему охладела.
      Звали его Невий. Он начал жизнь так давно, что иногда ему казалось, что тот нескладный, горящий жаждой познаний и преобразований юноша, поступивший в подмастерья к одному известному чернокнижнику, был не он сам. И тот красивый и уверенный в себе мужчина, имевший в земной жизни всё, чего только может добиться неразумный человек с помощью магии (в том числе и очень, очень долгой жизни) – был тоже не он. И даже муж зрелый, разочаровавшийся в жизни «для себя» и полностью посвятивший свой магический дар делу служения людям – как будто был не сам Невий, а кто-то другой. Но и первый, и второй, и третий – уже не вызывали в памяти мага сочувствия, а лишь щемящую грусть, потому что никакое земное «благо», сотворённое для людей руками «великодушного господина», не пошло людям на пользу. Два века назад Невий осознал бесплодность собственных стараний на поприще преображения бытия и наконец сказал себе:
      «Смирись. Высший Творец устроил всё разумно. Его божественное творение не нуждается в твоём соавторстве.»
      С тех пор Невий затворился в замке и жил там в полном одиночестве, начертав девизом в печальной душе горькие, но справедливые слова: «Лучшее из моих действий – это бездействие.» Колдовал он теперь только для собственных, пустяшных прихотей: то слегка подправлял погоду, чтобы не так ныла старая рана, полученная в битве с войском Карла Восьмого за Неаполь, то, скучая, оживлял предметы в своей комнате, заставляя стол, стул и шкафы рассказывать о тех временах, когда они были еще деревьями и росли в лесу.
      Сегодня Невий вошёл в залу, угнетённый унылой серостью ноябрьского дня и серостью же или, лучше сказать, бездарностью только что просмотренной по телевизору новой постановки Гамлета. О! Это было ужасно! Как можно было всё так извратить?!
Старый маг пошевелился, вытянул на столе перед собой бледные длани, прикрыл иссушённые временем веки и вновь замер. Воспоминания уносили его в далёкие времена его молодости. В его памяти проплывали красочные пейзажи с крепостями, мелькали полузабытые лица врагов и друзей, в ушах звенел смех и плач любивших его и оставленных им женщин. Он наслаждался воспоминаниями юности, и они проносились в его душе, как тени, не вызывая мыслей, а лишь воскрешая отголоски ощущений: печали, радости, восторга, боли… но, наверно, всё же больше всего – печали.
      - Великолепный Цезарь ныне прах и тлен, - не открывая глаз и почти не раскрывая уст, прошептал старик, а потом слабым печальным фальцетом пропел:
      - Я пережил свои желанья,
         Я разлюбил свои мечты…
      В комнате воцарилась тишина. Какое-то время маг сидел, не шевелясь, а потом потер ладонью высокий лоб и поднялся. Пламя свечи испугано шарахнулось в сторону от взлетевших рукавов его мантии, а Невий в волнении обошёл вокруг стола, обдумывая очень странную идею, пришедшую ему в голову. Наконец, он вновь остановился и тихо пробормотал себе в бороду:
      - Что ж, пусть это будет… сказка – последняя сказка… Последняя сказка для старого никчёмного дурака, - в углах его рта промелькнула лукавая усмешка, а затем колдун обвёл прояснившимся взором комнату и остановил его на старой оконной раме с пыльным стеклом, простоявшей много лет в замке со времён последнего ремонта. Спустя секунду небольшая рама уже лежала на столе старого чародея и под его чуткими руками, под протяжные непонятные слова заклинаний превращалось в зеркало.
      Да, просто в зеркало, в котором появилось отражение самого Невия и тёмного, прокопчённого свода потолка над ним. Однако столь ничтожный эффект не огорчил мага, напротив, теперь усмешка поселилась и в глазах Невия, словно из глубины стекла на него глядело не собственное морщинистое лицо, а румяный лик юного отрока или прелестная мордашка кокетливой девицы.
      - Ты будешь моим Твореньем, - произнёс ласково Невий и легко, как по спине любимой женщины, провёл пальцами по серебристой поверхности, - ты во всём будешь послушно моей воле. В тебе я создам всё по своему желанию… Ты станешь моей забавой: не исказишь Шекспира, не будешь показывать аналитических программ и не будешь рекламировать стиральный порошок. Ты отразишь мои мечты и будешь жить по законам, придуманным мною. В тебе всё будет прекрасно: и природа, и люди. Они будут умны, благородны и красивы… как во времена моей молодости. Да. Пусть будет так.
      Рука мага вздрогнула над поверхностью и стала медленно подниматься вверх. Очень медленно, будто преодолевая невидимое сопротивление и, чем сильнее она отдалялось, тем явственней становился льющийся от ладони свет. Воздух вокруг словно сконцентрировал в себе напряжение невидимых сил, по стенам залы заметались радужные всполохи. И тут точно столб света ударил вниз, прямо из распростёртой над столом ладони колдуна. Поверхность зеркала вскипела и забурлила в краях рамы, как расплавленное серебро. И тогда твёрдым и громким, словно обретшим неизвестную силу голосом маг стал читать заклинание.
      …Но вот звуки стихли, и вместе с ними погасли отблески на стенах. Зеркало остывало. Оно больше ничего не отражало и окутывалось густыми клубами тумана. Свеча на столе чародея давно погасла, и теперь неяркий, нежно-зеленоватый свет лился только изнутри лежащего на столе Зеркала. Невий смотрел в него, не мигая. Неясные очертания нового, рождающегося на глазах Мира проступали сквозь серую дымку. Волшебная страна Невия, его мечта, его игрушка, его последняя сказка – оживала, наполняясь звуками и красками…
      Он просидел, глядя в послушное воле Зеркало, всю ночь и лишь под утро почувствовал ужасную усталость. Его старческие члены затекли, и он едва смог разогнуться и встать.
      - Ну что ж, мой верный Росинант, - эта речь была обращена к старому стулу, - твое походное седло сегодня изрядно намяло мне… ммм, как это по латыни? А я, как видишь, уже не молод, не готов к столь длительным прогулкам и нуждаюсь в отдыхе. Прервёмся. Завтра я вернусь к тебе, и мы вновь совершим путешествие по моей… ну пусть будет …Невии. Почему бы мне не назвать её в честь себя самого, раз она в самом деле часть меня, - с этими словами чародей оправил на себе мантию и шаркающим, совсем не таким величавым и ровным шагом, каким вошёл семь с половиной часов назад, покинул залу. Да, всё-таки он был очень стар.
      Дверь за Невием с тихим скрипом затворилась, но комната не окуталась мраком, как было до явления мага, её теперь освещало чудесное, мягкое, теплое, салатово-зелёное сияние, льющееся из Волшебного Зеркала.
      - Наконец-то сушёный таракан убрался восвояси, - заявил один из звучавших прежде голосов, и на свет явился и его несимпатичный обладатель.
      На книжной полке сидело непонятное существо размером с котёнка, а видом своим напоминающее получеловека-полукозла. Или, вернее, это был козёл с головой человека, на которой, однако, росли рожки и реденькая бородка. Сразу поясним, что ещё два месяца назад (до того, как маг оживил его) существо было бронзовой фигуркой Козерога, и вместе с остальными знаками Зодиака стояло на диске, украшавшем огромные астрологические часы.
      Оживляя Козерога, Невий предполагал, что обретёт в нем, если не мудрого, то по крайней мере приятного собеседника. Но старый маг ошибся. Ум у нового жителя замка оказался козлиный, а упрямство поистине ослиное. «О-х-хо!» - разочаровано и горестно вздохнул Невий едва выслушал первую, вопиюще бессмысленную тираду оживленного им существа, после чего поставил «неудавшийся опыт» на книжную полку и строго-настрого запретил покидать ее. «Оххо, Хаххо» - на все лады бормотало оживлённое бестолковое созданье, пока не остановилось на благозвучном для собственного бородавчатого уха: «Хихо». И с тех пор стало так называться.
      Итак, Хихо стоял (по некоторым признакам существо скорее постановило, нежели установило, что оно мужского пола) и хлопал маленькими подслеповатыми глазками, силясь разобраться: «чё там светится на столе?», когда его невидимый собеседник тоже подал голос:
      - Несравненный и Великолепный рогоносец, своей красой подобный падающей с Небес звезде! Не поможешь ли и мне, недостойному, преодолеть разделяющее нас пространство и... - голосу не удалось закончить высокопарную речь, потому что его обладатель, вслед за сорвавшимся с полки томиком Вольтера, вывалился из шкафа и шмякнулся на пол, подобно, выражаясь его же высоким стилем … ну не звезде, конечно, а например, бисквитному торту, упавшему кремом вниз.
      Хихо не без интереса пронаблюдал полёт, и поцокал вниз, осторожно перескакивая с полки на полку, а неуклюжее выпавшее из шкафа существо недовольно заворочалось на полу, пытаясь подняться.
      Упавшее существо звалось Яго. Это имя ожившему мешочку для рукоделий дал сам Невий, пораженный хитростью и коварством этого довольно мирного с вида предмета. Яго был тряпичный, красный и толстый (внутри него лежали клубки ниток), и ему, несомненно, больше бы подходило зваться: «Увалень» или, на крайний случай, какой-нибудь «Пузырь». Две белые пуговицы заменяли ему глаза, неровными чёрными стежками был вышит рот, а на груди красовалась приколотая английская булавка. Словом, красавчик он был еще тот, и кроме того, он был чрезвычайно неповоротлив. Ни рук, ни ног не было отпущено Яго природой, и потому передвигаться ему приходилось исключительно прыжками. При этом он часто терял равновесие, заваливался на бок, и естественно, такой способ передвижения казался ему очень медленным, неудобным и несолидным. Но недаром Яго носил имя героя шекспировской трагедии. Он был умен и хитер, и без труда нашёл доверчивого «мавра», которого можно было «употреблять» в своих целях. Им и оказался уже небезызвестный Хихо. Присмотревшись к сей бездарной, но много мнящей о себе персоне, Яго решил войти к ней в доверие посредством лести. Он сразу признал первенство Хихо и его «звездное происхождение», и стал его называть: Мудрейшим, Древнейшим и Великолепнейшим, за что лопоухий парнокопытный (так Яго называл Хихо про себя) возил его на спине и во всем слушался.
      Но мы отвлеклись. Теперь, когда Непонятно кто обрели не только голоса, но и видимые, хотя и не самые прекрасные очертания, можно вернуться к Волшебному Зеркалу, тем более, что разговор двух существ шёл о нём.
      - Последняя сказка для дурака, - озадаченно пробасил Яго, таращась из-под стола на чудесное сияние, - хорошо бы подобраться поближе и посмотреть, что за забава такая заковыристая. Давай-ка, мой звёздный господин, возвысимся с этого грязного пола на подобающую твоему положению высоту и глянем, что там наколдовал выживший из ума дурень.
И они возвысились.
      Хихо, с морды которого градом капал пот после изнурительного карабканья к «звёздным вершинам», стоял на столе и как …ну, конечно, как баран на новые ворота, смотрел в Волшебное Зеркало. Яго по-прежнему вальяжно восседал у него на спине.
      - Всё понятно, - первым вынес своё суждение Яго, - старый хрыч сделал это себе вместо телевизора или компьютерной игры. Сотворил пространство, запустил туда людей и будет играться.
      - Как это? - не понял Хихо, тряся над Зеркалом рогатой башкой и безуспешно пытаясь разглядеть в нём своё прекрасное отражение. - Противное зеркало, - наконец, прошамкал он. - Я в нём не виден! Надо его разбить, - и он повернулся задом, чтобы лягнуть зеркало копытом. Но Яго вовремя зацепил его булавкой:
      - Какой же ты всё таки идиот! …То есть я хотел сказать: иди вот, посмотри, - поправился Яго, - это вообще не Зеркало! Вернее, Зеркало, но оно отражает не этот мир, а другой. Волшебный!!!
Хихо посмотрел, но восторга Яго не разделил:
      - Нет, зеркало гнусное, гнусное! И какое мне дело, что там за мир, если даже Я не отражаюсь в нем. Надо его разбить!
      - Ну что ты заладил одно и то же! - рассердился Яго, - Мудрейшие так себя не ведут. Это не по правилам, Светлейший! - и заговорил почти с восхищением. - Посмотри, как Оно чудесно, как послушно твоей воле. Это не просто окно, которое показывает один и тот же опостылевший пейзаж. Оно повинуется взгляду, и ты можешь смотреть всё дальше и дальше! Вглядись, какой... м...м...м... ландшафт, какая великолепная Темная Гора! Было бы неплохо поселиться на ней. Мы были бы свободны, мы стали бы Волшебниками!!
      Хихо первый раз заинтересованно глянул в Зеркало. Мысль о свободе понравилась ему:
      - А почему ты решил, что мы стали бы волшебниками? - недоверчиво осведомился он.
      - Ну а как же! Раз даже здесь мы ожили, то уж в Волшебной стране мы точно стали бы волшебниками. Особенно, если бы у нас был томик вот с этими заклинаниями, - размечтавшись, Яго воткнул булавку в волшебную книгу, лежащую у чародея на столе, - у меня были бы перламутровые глаза и золотая булавка, а у тебя бирюзовая попона вся в золотых звездах!
      - Какая ещё бе…? - обиженно всхрюкнул Хихо, - не хочу «бе», пусть и попона будет золотая! В золотых звездах!
      Яго несколько удивленно взглянул на Хихо:
      - М...м...м, ну хорошо, пусть будет золотая в золотых звездах.
      Теперь, когда галантерейные притязания Хихо были удовлетворены, он не стал возражать и против всего остального, довольно кивнул и уткнулся мордой в стекло, словно собираясь таким образом проникнуть внутрь. Несколько секунд он повозил по нему носом, так что стекло запищало, и с кислым выражением обернулся:
      - Но туда нельзя войти?
      - Да. Увы, увы, - вздохнул Яго, словно разводя руками, - можно только посмотреть. Иначе престарелый романтик непременно нырнул бы туда сам, вместо того, чтоб полночи наживать себе геморрой на старом стуле.
      - Ну вот, я же говорил, что это бесполезное зеркалишко, придуманное Нам назло зловреднейшим старикашкой, - Хихо возмутился с новой силой. - Я его разобью! - и не успел Яго что-либо возразить, как Хихо нагнул голову, выставив вперед тупые, крепкие рожки и со всего размаха прыгнул на Зеркало...
      Звона не послышалось. Раздался глухой удар, и Зеркало повернулось в раме так, что Хихо и Яго с прицепленной к нему книгой заклинаний пролетели в раму, как в проем открытой двери, и перекувырнувшись через голову, кубарем покатились по траве…
      Огромное нежно-розовое солнце поднималось над Темной горой. В бесконечную даль убегала изумрудная равнина. В свежей, пахнущей весной траве пестрели яркие цветы, по букету которых невозможно было определить время года. Июльские мальвы и майские тюльпаны, ранние нарциссы и поздние ирисы, синие полевые васильки и белые лесные ландыши покачивали свои бутоны над опрокинутым вверх тормашками Яго. Картина была – загляденье!
      Наконец, Яго пошевелился, примял толстым брюхом весь этот гербарий, его «тормашки» приняли свое изначальное, правильное положение, а аналитические мозги тут же сделали необходимый и, главное, своевременный вывод:
      - У колдуна Невия были большие проблемы с ботаникой, - сообщил он Хихо, который сидел неподалёку и отчаянно мотал головой, пытаясь вытрясти из ушей остатки перекочевавших туда из глаз искр.
      Зеркало стояло прямо перед ними. Оно по-прежнему было повернуто так, что его плоскость и плоскость рамы не совпадали, и в щель между ними была видна комната чародея. Яго плавными (хм, действительно, плавными) прыжками подскакал к нему и заглянул в щель, после чего объявил Хихо:
      - Ну всё понятно. Я читал такое в книгах про заклятые миры. В Зеркале не только свой Мир, но и само Зеркало – вход в него.
      - А Невий тоже сможет сюда пролезть?
      - Не факт, - задумчиво произнёс Яго и пустился в такие глубокие и сложные научные объяснения на тему односторонности входа и перемещения магического предмета вместе с перемещающимися, от которых у Хихо снова потемнело в глазах. Однако, обилие непонятных учёных слов в речи Яго убедило его в безнаказанности их выходки.
      - Исходя из вышеизложенного, - подытожил Яго и, как профессор на кафедре перед студентами поднимает вверх палец, поднял свою расстёгнутую булавку, - следует… Как только мы произведём совмещение поверхности Зеркала с рамой, то в соответствии с принципом о невозможности существования одного тела в двух реальностях сразу, оно тут же исчезнет из комнаты Невия и останется здесь с нами. Предположительно.
      - Тогда давай поскорее это произведём, - поддержал Хихо.
      - Ну что ж, - Яго в раздумье повращал пуговками глаз. Не подумайте, однако, что он беспокоился о моральной подоплёке предлагаемого действия, он размышлял о другом: не стоит ли, пока есть такая возможность, выпихнуть Хихо назад в комнату мага? Но, пораскинув мозгами, сжалился над компаньоном. К тому же, мелькнула мыслишка: а вдруг у старины Невия было плохо не только с ботаникой, но и с зоологией, и придётся уносить «ноги» от какого-нибудь незапланированного средой зверя? А Хихо при всей своей бестолковости имел прекрасные данные к внезапному ускорению (надо было видеть, как он резво драпал, пытаясь добраться до их полки, раньше чем в комнату войдёт маг). Одним словом, чаша весов склонилась в пользу Хихо, и Яго со словами: «Было ваше, стало наше!» произвёл со сверкающей поверхностью означенную манипуляцию.
      Раздался еле слышный щелчок, и Зеркало стало выглядеть по-прежнему, то есть так, как в комнате мага. Поверхность его слегка светилась и словно экран телевизора (во время передачи «клуб кинопутешественников») показывала разнообразные живописные уголки Волшебной страны.
      - О! Как ты великолепна, Невия, в первый день своего бытия! -воскликнул Яго, чувствуя потребность высказаться как-нибудь патетически, чтоб отразить всю значимость совершившегося и передать восторг охвативших его чувств. Ему показалось, что от ощущения свободы он просто воспарил над землёй подобно лёгкому воздушному шару и… увидел, что действительно воспарил!!! Он научился летать!!!
      - Ты и впрямь бесподобно, Творение искусного чародея! Невия, Невия! - восхищённо завопил он, и подражая привычкам старого мага, даже пропел под мотивчик из Кармен:
      - Ты мой восторг, моё желанье,
         Ты озарила жизнь мою!
          Навек я твой, моя…
      - Хихония! - фальшиво проблеял снизу Хихо, и Яго едва не рухнул на землю от такой пошлости.
      - Что это ещё за ахинея, какая такая хихония? - осведомился он свысока в прямом и переносном значении этого слова.
      Хихо важно приосанился:
      - По-моему, лутше-е будет назвать Волшебную страну в честь её Звёздного обитателя, а не облезлого сумасшедшего старика, который сам не знает, что творит.
Яго, паря над зелёной цветастой лужайкой, переварил запросы неблагодарного рогоносца и соизмерив пришедший ему в голову ответ с возможностями своего нового маневренного существования, нагло заявил:
      - А по-моему, мой плешивый, тебе пора лечиться от звёздной болезни! И чем скорше, тем лутше-е. Ввиду произошедших со мной метаморфоз, нас ждут великие дела! Почудим в этой сказочке!
      Хихо только обалдело хлопнул ушами, не успевая осмыслить факта собственного низвержения, а Яго уже орал сверху:
      - Пошевеливайся, если не хочешь, чтоб я улетел без тебя. Мы в Волшебной стране, у нас есть Волшебное Зеркало, способное показать любой уголок этой страны, и волшебная книга заклинаний. Стоит приложить немного усилий, и мы – Волшебники!
      - А как же золотые звезды? - обескуражено промямлил Хихо, на что Яго немилосердно отрезал:
      - Это, малоуважаемый, мещанство. Не об этом сейчас надо думать. Сейчас нам нужно подняться на эту гору. У волшебников должно быть это… средоточие сил или не помню, как это там называется, но в общем, эта Красная скала подойдёт, - с этими словами Яго взвалил на спину Хихо книгу и Зеркало, а чтобы они случайно не свалились, уселся сверху сам.
      - Вперед! - скомандовал он, и Хихо, раздавленный постигшей его участью, медленно поплелся в гору.